Экипаж

Тихий августовский лес.Солнце чуть пробиваясь через развесистые лапы елей и сосен плавной тенью стелится по ковру из сухих иголок и изумруда мха. В его острых как мечи лучах , пробивающихся до земли, мелькают пчелы и комары. Звери , пересекая его, ведут себя тихо и спокойно, здесь их дом. Человек со своим шумом и тяжелыми запахами далеко, ему до сюда не дойти.

Тревожный нарастающий гул, надсадно переходящий в металлический вой, заставил лес затаится . Над верхушками вековых сосен , заваливаясь на одну сторону и чадя одним двигателем, появился самолет. Небо, замаранное темной копотью дыма еще держало его, зеленый, с красными звездами на крыльях и фюзеляже, он не летел , полз по родному небу. Разбитое снарядами остекление кабины, штурман-молодой парень, уткнувшись в дырявый, забрызганный кровью борт машины стеклянными глазами смотрел в пробоину борта, будто до сих пор вычисляя расстояние до цели. Стрелок-радист, повиснув на привязных ремнях безвольной куклой, рукой в летной краге, гоняя по полу своей кабины стрелянные гильзы от ШКАСа вперемешку с кровью и осколками разбитого остекления кабины, уже не видел синего неба над головой, выполнив свой долг до конца. И только пилот, стиснув до боли в скулах челюсти, побелевший от напряжения, тянул на себя штурвал, пытаясь выровнять умирающую машину.

Слева, умершей стрелкой застыли лопасти неработающего двигателя , серебрёнными каплями, как дождь брызжет на зеленую траву, снизу плавящийся алюминий капота. Три человека-три пилота, три друга-экипаж . Впереди уже совсем недалеко болото, его край уже видно, именно там, на огромном, пустом, ровном пространстве можно попытаться посадить израненную машину и спасти своих раненых товарищей. Крен сильнее, единственный работающий двигатель воет на пределе , штурвал выскальзывает из натруженных, уставших рук. Плоскость цепляет за шапку сосны, грохот разрываемого взрывом металла, огненный гриб вырвавшегося из баков авиационного бензина отбирая жизнь, пожирая и разрывая тела, будто подбросил туда, к небу отобранные им души, но не долетев до голубой сини опадает черным коптящим и смердящим облаком.

Несколько часов горели и тлели в лесной глубине обломки упавшей машины, нарушая тишину треском взрывающихся в огне не расстрелянных в последнем бою патронов. А прошедший потом летний обильный дождь , вернул в лес тишину и покой.

Через несколько месяцев, сюда вместе с шумом накатывающегося фронта пришли наши солдаты, они видели погибший самолет, молча постояв у погибшей машины , помянув каждый по-своему троих неизвестных пилотов , они пошли воевать. Каждый день, теряя товарищей и не зная сам , что будет с тобой в следующей атаке, становишься черствым или может быть просто становишься солдатом… Они взяли уцелевшие дюралевые части самолета и укрепили ими свои блиндажи, землянки, а потом усыпав поля и болота телами погибших в атаках товарищей, уцелевшие, ушли дальше на Запад, мстить за своих товарищей , свои дома и неизвестных, погибших пилотов из глухого Демянского леса.

И в лесу опять наступила тишина, но это был уже другой лес-он стал живой, его девственный ковер был изрыт окопами и блиндажами , испятнан кляксами черных воронок. Рыжими кочками торчали ржавеющие солдатские каски, из которых местами в тихое небо пустыми глазницами смотрели белеющие солдатские черепа. Лес наполнился странными звуками и тенями, может это солдатские неупокоенные души бродили, пугая своим молчанием и скорбью редких ягодников и грибников.

А потом пришли дети и внуки тех, кто лежал неупокоенный в лесу, они видели и солдатские каски во мху и обломки сгоревшего самолета, может быть даже останки летчиков. Они разворотили самолет, взорвали дюралевые блоки двигателя , выпилили вековые сосны и ковшом бульдозера сгребли и каски , и кости, и ненужные детали самолета , сгребли как ненужный мусор, как никчемную пыль, сгребли чтобы навсегда окунуть во тьму безвестия . Свои, ни враги, ни фашисты , а дети и внуки, не плохие и не хорошие, просто равнодушные, забывшие или не знавшие кому они обязаны всем. Так бы и осталась эта история только в памяти не вырубленной опушки некогда большого леса, но есть неравнодушные люди и они пришли. Пусть через 74 года , но пришли.

Передо мной на заснеженной земле три закрытых замка пристяжной системы пилотов, ржавые , погнутые адской силой взрыва, но закрытые. Что это значит? Значит, что ни один из членов экипажа не пытался покинуть машину. Пряжки, обугленные куски парашютного шелка, куски летной краги, оборванные и прогнившие привязные ремни. Вплавленные в большие алюминиевые слитки патроны от пулеметов.

И косточки-мелкие фрагменты человеческих тел, которые мои друзья собирали на гектаре земли, перекапывая и корчуя этот лес. Снег, дождь, ночной мороз, тягач с продуктами раз в три дня, в лучшем случае… А ночью тени, тени от костра, тени, бродящие у засыпанных , заваленных буреломом окопов , затопленных блиндажей и воронок. Тени или люди? Души или послания нам живым? Я часто думаю, а что они хотят от нас? Чтобы похоронили? Чтобы знали и помнили? А может они хотят напомнить нам что-то, что было у них , а потеряли мы? Например, дружбу. Ведь могли бы эти трое выпрыгнуть из самолета! Ведь необязательно было всем гибнуть. Ведь летчик, ведший двадцать километров от места последнего боя машину, он то точно был бы жив, ведь мог бы спастись. Но честь и дружба не позволили , до последнего сделать все, чтобы попытаться спасти друзей.

Пока есть хоть один призрачный шанс, не для себя, а ради друга. Вот и говорится в молитве: «за Родину и други своя живот положившие» это точно про них. А про нас что? У кого из Вас есть хотя бы один друг , который ради Вас жизнь отдаст? Который не раздумывая поставит свою жизнь на кон, если будет хоть один шанс спасти Вас? Думаю не у многих. У нас сейчас близкие родственники готовы друг друга порвать за наследство. Дети заказывают убийства родителей ради квартиры. Что с нами стало? Ведь прошло меньше сотни лет, а ведь в вековой истории России это минута! А мы уже совсем другие… А тогда? Тогда дружба стояла выше личного, даже выше жизни своей, потому что бросив друга она была не нужна. Не один из них не смог бы жить с клеймом предателя, с клеймом человека бросившего друга, уж лучше смерть.

Я смотрю на три замка — три символа дружбы , дружбы, скрепленной подвигом, смертью и теперь памятью и знаю — у меня такие друзья есть. Они тут рядом со мной стоят у обгоревших стоек шасси погибшего в августе далекого 1941 года самолета Пе2. Стоят и думают каждый о своем и в то же время об одном и том же , о погибших геройски друзьях.

Три дня шел снег, он рвал палатки, засыпал раскопы, превращал в раскисшую жижу опушку леса, а когда мы уезжали неожиданно вышло солнце. Да так бывает , такова природа. Но мне верится , что так захотели они. В салоне тягача балагуря о том и о сем ехали журналисты , Саша Селезнева со «Звезды» , Леша Корепанов с «1 канала» , Коля Васильев с «России», их помощники и операторы, а среди них сидели три молодых парня в летных комбезах и шлемах с очками-консервами , они щурились от солнца, пробивавшегося через дыры в тенте и снисходительно улыбались, глядя на молодой задор журналистской братии.

Иногда они смотрели друг на друга, думая о чем-то только им одним понятном, а потом стали смотреть на убегающую назад дорогу. Я посмотрел туда с крыши тягача и увидел как там, в закатном осеннем солнце из изрытого воронками леса к этой старой фронтовой дороге проститься со своими товарищами выходят солдаты. По одному, группами по несколько человек, целыми отделениями, в серых пехотных шинелях, ватниках, гимнастерках, черных танкистских и синих летных комбезах . Шапках , шлемах, пилотках и касках. Они стояли у дороги и тихо переговариваясь шепотом ветра смотрели нам в след. Нет, это были не зомби или монстры из фильмов ужасов. Это были обычные люди, мужчины, солдаты и я чувствовал , что многие из них знали что они никогда не вернутся, потому что это их тела в клочья разорваны прямым попаданием снаряда, это они до тла сгорели в самолетах и танках, оставив после себя лишь горстку пепла.

Но они рады , что мы помним, что приходим сюда, что говорим с ними, что ищем и находим, что мы неравнодушные, что стараемся быть лучше, что пытаемся походить на них, что рассказываем о них нашим детям. Значит их жертва не зря. Проводив нас прощальным взглядом они молча поворачивались и тихо уходили в тьму глухого осеннего леса скрываясь в наступающей мгле.

А с нами домой ехали летчик Ахалашвилли Николай, штурман Тихон Троценко , стрелок Божко Степан. Трое парней, которые своей смертью преподали нам урок дружбы, настоящей, святой, мужской, солдатской дружбы и чести. И мы постараемся его усвоить , ведь именно тогда все не зря!

Сергей Мачинский