И что мне за это будет?

— Всё Григорьич, давай присядем. Который час кряду на корячках, мы сейчас сами не заметим, как другого собирать начнём. А потом гадать будем: где — чьё? Расширяться ша, после перекура углубимся, децел , ну и хорэ . Будь что будет.
— Не жужжи, сам вижу. Однако вспомни: как на острове был растащен.
— Ты ещё вспомни про Замошье . На острове почва какая? Корневищ сколь? А здесь — глянь? Если только разбросало, — так опять, насколько? Метр, пять, или десять?
— Ладно, ладно. Чего бурчать-то ? Сейчас посидим, покурим. А Лёнька пускай пороется. Молодой, силу некуда девать. Вон как лыбится, будь-то и не работал, — и два опытных поисковика направились к поваленной осине, на которой было устроено место отдыха. Устроено место было по-походному , стояла бутылочка с водой, пакет с мелким инструментом и, главное, на той же осинке были рассыпаны сигареты для их просушки под лучами солнышка.
— О, позагорали — и другое дело. А то отволгли , того и гляди отжимать придётся. Я у костра на крышку ведра рассыпал. Да только с нашими шалопаями… Они ведро — туда – сюда, туда – сюда. Так и пришлось собрать, пока не сожгли. — Теперь совсем другое дело. Вон как шуршат, — присаживаясь, и с неким наслаждением разминая и понюхивая подсушенную сигарету, блаженствовал Григорьич.

Влажность – это, действительно, на болотах проблема. Ещё весной, когда листвы нет или она совсем крошечная, солнышко нет-нет , да и погреет болотную землю. А вот летом ему просто ни пробиться, ни достать до места, где расположился лагерь. Да оно, где ни расположись, всё равно не достанет.

О влажности болотной говорить нет смысла. Измазаться это, пожалуйста где угодно. Постираться, без проблем, а вот высушиться-это только у костра. Высохнет, дымком пропахнет, желтовато-коричневый оттенок приобретёт, красота одним словом. И дрова болотные — они тоже свою специфику имеют. Какие бы сухие ни были, всё едино, запах, как от гнилушки. Прокоптишься, короче, насквозь.

— Вон ведь сколько напахали. Всё-таки, что не говорите мне, а смотреть, как другие пашут, — приятность одна. Так бы и смотрел, да советы давал, что да как.

— Ага, так и поверили. А не ты ли с больной ногой, позапрошлый год, всех из раскопа разогнал. Еле-еле ползал, а всё туда же, сам да сам.

— Ну ты это зря на меня наговариваешь. Ведь им хоть говори, хоть разотри. Ни хрена не умеют, самому и приходится.

— Ну да, без тебя ведь никак, — и оба залились добродушным хохотом,

подталкивая друг друга плечами.

На раскопе, перебирая руками землю, в поисках мелких останков и возможных предметов войны работал один пацан по имени Лёнька. Он сидел на коленях и, старательно разламывая и кроша земельные комы, вглядывался в их содержимое. Ничего не обнаружив, откидывал проверенное в кучу, находящуюся за его спиной.

Это монотонная и нелегкая работа на раскопах является основной. «Отработать место» — означает, что там всё проверено, а это многочасовой и зачастую нудный труд. Там, где обнаружены останки, вся земля вокруг косточек подлежит тщательной проверке, просеиванию через руки поисковиков.

Её, как правило, сносят в одно место, недалеко от раскопа, и уже перебирают вручную. Хорошо, когда и место посуше, и погода хорошая, но чаще это только мечты. Весной то дождь, то температура пять, десять градусов. А то сам раскоп попросту в воде, в которой руки ломит от холода. А летом жара и назойливые, вездесущие комары, мошки, клещи. Но на это поисковики вовсе не смотрят. В земле, рядом с солдатом, может находиться то, что позволит выдернуть бойца из страшного списка неизвестных, то есть, определить его имя. Список этих предметов огромен. Это и помазок для бритья, на котором боец нацарапал свою фамилию, и ножичек, зеркальце, подписные часы, талисманы, кошельки, значки, номерные награды и многое другое.

Конечно, сегодня они выглядят не очень приглядно и их состояние, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Это скорее напоминает нечто облепленное слежавшейся за столько лет землёй, бесформенное, и часто очень небольшого размера. Но в опытных руках, при грамотной обработке удавалось, например, прочесть фамилию, нацарапанную на гильзе, которую солдат использовал под игольницу. Поэтому, всё, что попадается по руку поисковика, аккуратно откладывается и потом внимательно изучается.

Самая заветная мечта – найти медальон. Иногда он находится легко и быстро. Ещё и солдата не подняли, а медальон уже обнаружен. Но было и много случаев обнаружения медальона и через несколько лет после поднятия останков самого солдата. Трудно объяснить, как так получается, но бывает.

— Ищи, ищи Лёнька медальон, уже совсем близко, — подбодрил Григорьич юного помощника. Он всегда напоминал о близости медальонов, даже когда дела обстояли совсем как говорят, не ахти.

— Николай Григорьевич, а если найдём два медальона, что тогда? — разразился вопросом Лёнька.

— Да один бы сначала найти надо, а уж потом и за другой поговорить можно, — рассудительно ответил Григорьич.

— Ну а всё-таки, если два?- не унимался Лёнька.

— Тогда, сам должен понимать: мы вот вторые сутки бойца поднимаем, придётся еще два дня повозиться. Второго найти и поднять, — как можно широко и полно ответил Григорьич. Но тут же получил встречный.

— А если сразу пять? Вахта через четыре дня – все, заканчивается. Чего делать-то будем?

— Пять — это хорошо. Пять — это просто прекрасно, Лёнька. Из пяти — точно, один, а то и два прочтём.

— Николай Григорьевич! Я про то, что четыре дня осталось.

— Ты за это не переживай. С серьезным видом по привычке начал опытный поисковик. – Сходим в Вишеру, сдадим билеты, на вырученные деньги хлеба наберём. Кузнец на охоту пойдёт, кабанов вон сколь развелось. Проживём до следующей вахты. Работать Лёнька будем, куда деваться, ежели ты сразу пять сейчас медальонов найдёшь, — и оба поисковика устремили свои взгляды на Лёньку, ожидая его реакции на их, как им показалось, классную шутку.

— Николай Григорьевич, а вы бриться так и не будите? Бороду отрастите? — воспринимая разговоры старших всерьёз, продолжал вопрошать Лёнька.

— До пупа и ниже, — показывая рукой на себе, с ехидным хихиканьем тут же выпалил коллега Григорьевича.

У обоих в воображении нарисовалась картинка вылезающего из палатки Григорьича с длиннющей бородой. И они как малые дети наперебой, показывая длину возможной бороды, взахлёб залились смехом. Насмеявшись до слез , Григорьич обратил внимание на Лёньку, который внимательно разглядывал, что-то в своих руках, постоянно протирая это что-то. Оба сразу напряглись и даже привстали. Слова Лёньки о пяти медальонах в одну секунду перестали быть смешными. И напряжение зашкалило.

— Лёнька? Медальон? — выпалил Григорьич .

— Да нет. Шайбочка какая-то, — волнение тут же отлегло, и подскочившие поисковики, качая головами, снова сели на осинку.

— С ума, Лёнька, сведёшь, я уж было подумал — и впрямь медальоны горстями пошли, — с некоторым разочарованием, закуривая новую сигарету, сетовал Григорьич.

— А что за шайбочка , не от танка? — пытаясь шутить, спросил Григорьич.

— Не, не от танка, маленькая. Типа от велика. Светлая. Чего-то вроде нацарапано, Лёнька тёр шайбу и вглядывался, что на ней.

— Ну, чего там? Год выпуска. Цифры смотри, — без особого интереса, даже не глядя на Лёньку, — разговаривал с ним Григорьич.

— Да нет. Тут написано.

— Ну читай, раз написано, или не по-русски?

— По-русски. Пролета .. , дальше не понятно, и вот продолжение «всех стран», — Лёнька замялся, стараясь рассмотреть, что там дальше. Но для бывалых поисковиков этого было — больше чем достаточно. В мгновение они оба соскочили с осинки и чуть ли не на перегонки бросились к раскопу.

— Ну-ко , ну-ко , дай взгляну, — Григорьич взял в руки эту шайбочку , ну, конечно, это была она! Нет, ни какая не шайба, а самая что не наесть — закрутка крепления ордена. От осознания что попало в руки, по спине пробежали мурашки. Значит и он, тот самый орден, должен быть здесь. А как иначе? Найди его — и точно, по номеру имя будет восстановлено.

Но это сказать просто, а на деле — поди найди, попытай счастья. Где он тут может быть? До самого вечера все трое занимались поиском. Переворошили перебранную землю, углубили и теперь уже расширили раскоп. Но сам орден так и не нашли.

На следующий день обшарили всю округу со «звонком», на предмет проверки цветного метала. Но, кроме головок мин и разносортицы осколков, — больше ничего. Так и осталась в руках бывалого поисковика только часть реликвии, подающей немалые надежды.

Через два года Григорьич снова оказался в этих местах, и не мог не зайти на старый раскоп, где с таким усердием искали орден. Всё могло статься — война есть война. Боец мог и просто обронить его, могло и разметать взрывом на необозримое пространство. Могло быть и так, что сам орден уже давно найден, и не обязательно поисковиками.

Григорьич, имея привычку перекурить на месте бывших подъемов, присел на ту самую осинку, закурил, вспоминая не столь давние события, и стал взглядом опытного поисковика заново оценивать пространство бывшего раскопа.

Вот здесь зацепили, тут почти весь он был, тут закрутка с надписью «Пролетарии всех стран соединяйтесь», там мосинка , рядом ножичек и пуговка со звездочкой . Куст, у которого подняли перочинный ножичек и пуговку, почему-то интриговал вновь. Странно, а почему мы в корнях этого кустика не порылись?

И тут Григорьич вспомнил. Как раз под кустом, едва присыпанная, лежала мина. Нашли её на звонок, копнули, подняли — и бросили назад. Он подошел к кусту, разворошил ногой землю, мина лежала на том самом месте, куда её тогда бросили. Мина была с головкой, и поэтому отозвалась тонким писком на металлоискатель, настроенный на цветмет. Он достал мину и отложил её сторону. Рукой дернул травяной дерн — в земле появились обнаженные осколки, гильзы. Григорьич подцепил руками дерн с другой стороны ямки от мины, и так же, насколько мог, сдернул траву. Увидев кусок цветного метала, он взял его в руки — скорее откинуть в сторону, чем рассмотреть. Здесь их полным полнёхонько. Но, взяв в руку, даже не глядя, каким то чутьём почуял, что в руке на просто осколок. Это было что-то округлой формы . Развернув на ладони и протерев большим пальцем этот предмет, поисковик понял, что у него в руках.

– Вот те на, — и от неожиданности он сел прямо на землю. На ладони лежал тот самый орден, который так долго искали. Это был именно он. Во-первых, он был без закрутки, а во-вторых, совсем рядом от раскопа.

— Как же это мы тебя тогда проморгали. Вот ведь, зараза, — он пнул лежащую рядом мину. Столько лет прошло, а ты, стерва, всё гадишь.

Именно мина прикрыла собой орден и не позволила металлоискателю помочь поисковикам. Солдат был поднят и захоронен на мемориале. Захоронен как Неизвестный, безымянный. А теперь выходит-имя есть, только на родную землю ему уже не попасть. Найдись ты тогда, — и всё могло быть по-иному. Все же к родным мог вернуться.

Григорьич был горд и счастлив. Находка того стоила. Номер был хорошо читаемым и на Удивление четырехзначным. Означало это, что его владелец получил его еще в гражданскую, и это значительно сокращало время поиска, как самого солдата, так и его родственников, если таковые есть.

Орден приходили посмотреть и покрутить в руках поисковики всех ближних отрядов. Держа в ладони, каждый покачивал его, как бы взвешивая, качал головой и поздравлял с долгожданной находкой. А Григорьич со свойственным ему юмором обращал внимание на номер, и, тыкая указательным пальцем, медленно выговаривал:

— Это не номер. Это вес. Причем в килограммах. — Столько землицы перелопачено при его подъеме. Все дружно смеялись и, похлопывая по плечу, желали удачи в поиске родственников. Григорьич улыбался и заверял, что это дело с сегодняшними возможностями Интернета, — дело плёвое.

Поиски оказались не таким и «плёвыми», как показалось на первый взгляд. Запрос по награде сразу определил его владельца. Фамилия, имя, отчество солдата стали известны сразу после вахты. А вот поиск родственников затянулся на долгие два года. Поисковики четырёх областей, с которыми связывался Григорьич, приложили силы и потратили уйму времени, прежде чем одним из вечеров Григорьичу сообщили телефонный номер внука того солдата.

Весь вечер и половину дня Григорьич готовился к разговору. Наконец позвонил, сдерживая эмоции: «Мы нашли и захоронили вашего деда, погибшего в 1942 году под Новгородом в местечке Мясной Бор».

На другом конце: «И что?»

По началу Григорьич подумал, что его не поняли. – Мы поисковики, — начал он снова, стараясь говорить не торопясь, мы нашли и похоронили вашего деда, при нем был орден, он у меня. И, если вы приедете весной на захоронение, я с удовольствием вам его передам. Ответ человека, находящегося на другой стороне связи, мог бы обескуражить любого, а поисковика, приложившего столько сил, — и не описать.

– И что мне за это будет?- Григорьич на некоторое время потерял дар речи, но взяв себя в руки повторил:
— Если вы приедете на военное захоронение, я вам отдам награду вашего деда. Отдам как наследнику. – А мне то он зачем? – И в телефонной трубке раздались гудки, извещающие о конце связи.

– Добрэ погутарили; сказал сам себе Григорьич на украинский лад и пошел курить.На весеннем захоронение Григорьич крутил головой, как филин, выглядывая, не приехал ли внук того солдата. Говорить-то одно, а сделать совсем иное. Говорить-то одно, а сделать совсем иное. Он даже несколько раз подходил к гуляющим по территории мемориала мужчинам с вопросом: не из Москвы ли они, но так никого и не дождался. После недолгих раздумий орден был передан в музей. Кто то советовал продать, этот раритет имеет достойную цену, но поисковик подводя черту сказал, что искал его совсем не для этого. Сегодня орден находится в Новгородском музее воинской славы. Так поступил поисковик из Набережных Челнов. Это его решение. На вопрос о родственниках он ответил, что родственников у этого защитника Родины НЕТ. Здесь солдат погиб и здесь чтят и помнят его, Солдата который не пожалел своей жизни за светлое будущее своих потомков.

АрГиС