О неоплатном долге

Знойное летнее марево. Ни малейшего намека на тучи, облака и даже на слабый ветерок. И пыль — постоянный спутник солдата, этакая неизбежная, обязательная декорация военных будней. Пыль от поднятой разрывами серо-черной сухой земли. Смешанная с пороховой гарью, горьким дымом, в котором причудливо смешиваются кислый запах пороха, тротиловая вонь, чад сгоревшего бензина, горьковатой железной окалины, сладковато-тошнотворный трупный дух.


Небольшая, стиснутая двумя пыльными ремнями узких дорог, накрест перечеркнувших сухую землю, высотка. Вершина словно примята ударом гигантского кулака, склоны исковерканы. По полю, по пыльной ленте дороги, угрожающе-неспешно наползают черные пятна танков, надсадно кашляя дымной слюной и плюющие огнем с металлическими сгустками смерти. Каждый взрыв выдирает из большого пыльного тела земли очередной кусок, поднимает очередное облако пыли, которая оседает черно-серым налетом на лицах людей, копошащихся на приплюснутой вершине.

Пыль попадает в ссохшееся от жары, жажды и хриплого дыхания горло. Легкие выворачиваются в мучительном сухом кашле, в попытке выхаркнуть ее. Грязная закопченная рука проводит по перепачканному землей и копотью лицу, на котором, словно два ярких фонаря, сверкают белки прищуренных слезящихся глаз. Легкие с шумом втягивают очередную порцию горячего сухого воздуха, отчетливо видно, как на худой грязной шее пульсируют жилы. Клёкот, перерастающий в хриплую команду: «Заряжа-а-а-а-й!» Лязг орудийного затвора. Наводчик с перевязанной пыльным бинтом рукой замер у окуляра панорамы. «Огонь!», — закопченный ствол пушки с коротким рявканьем выбрасывает болванку снаряда. Лязгнув, в кучу стреляных гильз звонко падает еще одна. «Горишь, сволочь! Горишь!», — полный злобной радости хрип вырывается из пересохшего горла. «Командир, осталось четыре снаряда!». «Ничего, еще повоюем! Правее ноль-двадцать… Прицел восемь…». Широкие черные ладони намертво стискивают окуляры бинокля, направленного на приближающуюся стальную, помеченную черным крестом коробку. Зрачок короткой танковой пушки на мгновение расцветает огненными брызгами. Горячая болванка рвет землю и сыплет дождем из зазубренных осколков. Возле самого орудия…

…Скрюченные окровавленные пальцы наводчика неверными движениями пытаются провернуть рукоятку поворотного механизма. Левая половина лица вся в земле и запекшейся черной крови. Кровь сочится из ушей. Перебитая осколками нога держится на лоскутьях кожи и остатках потемневшей, набрякшей штанины. Командир орудия взрывной волной отброшен назад. Голова раздроблена, вместо обеих рук ниже локтей — бесформенные культи с разлохмаченным мясом, сочащиеся кровью из разорванных вен. Заряжающий, неестественно скорчившись, пытается судорожно вздохнуть, прикрывая ладонями красно-розовое месиво кишок, вываливающихся из распоротого живота. Он даже не кричит – только тело мелко-мелко дергается, а рот раскрыт в неосознанной попытке ухватить еще хоть глоток горячего дымного воздуха.

А наводчик, словно не чувствуя боли в практически оторванной ноге, с трудом шевеля сухими потрескавшимися губами, со злобным торжеством шепчет: «Сейчас наведу… я еще должок верну тебе, мразота фашистская…».

78 лет спустя…

…Яркий глаз солнца с голубого неба, кое-где разбавленного пушистыми сгустками белых облаков. Бодрящий утренний ветерок шевелит целый ряд ярких разноцветных флагов, пробегает волнами по растянутым транспарантам и рекламно-пропагандирующим полотнам, играет со сполохами пламени Вечного Огня. Спокойствие.

На аккуратную трибуну поднимается человек в аккуратном темно-сером костюме с подобранным в тон галстуком. Молодое свежее лицо, выбритое «до синевы», легкий аромат дорогой туалетной воды. На левом лацкане пиджака – круглый значок «Спасибо за Победу» и красиво оформленная Георгиевская ленточка. Тонкие ухоженные пальцы привычными движениями скользят по экрану планшета, открывая заранее приготовленный текст. Неуловимое движение левой рукой и быстрый взгляд на циферблат швейцарских часов. «Ну, ничего, успею…».

В черный глазок микрофона уверенно льются звонкие фразы: «Это величайший подвиг… Мы в неоплатном долгу… Мы – наследники Победы – будем хранить… Сделаем все, чтобы сберечь память…». Четко говорит. Без запинки. И почти не глядя в светящийся экран дорого гаджета.

Обязательные, даже кажущиеся ритмичными, хлопки аплодисментов. Ноги в дорогих кожаных туфлях преодолевают несколько ступенек трибуны, вниз и в сторону, ближе к выходу, где уже мурлыкает двигатель немецкого автомобиля. В ответ на мелодичный сигнал айфона палец ловко скользит по экрану. «Да, конечно, уже выезжаю, отдохнем, все будет, как договорились! Всего добр… что-что? Какая еще поисковая разведка? Место боев? Ерунда какая-то! Это ж моя территория, купленная, на той неделе все бумаги выправили, деньги передали! Никого я туда не пущу, гоните всех этих «разведчиков»! Левая рука поправляет узел галстука, манжета шелковой рубашки цепляется за приколотый значок с Георгиевской ленточкой. Миг – и она небрежно летит в стоящую рядом урну. Поверх пачки цветных буклетов с изображением орденов и медалей военных лет. Шелест шин по асфальту. Иномарка пропадает в дали…

…Зачем я, никогда не видевший войны, все это написал? Именно так все было или иначе? Однозначного ответа у меня нет. Да и не в том дело.


Сегодня мы очень часто говорим о том, что все мы в неоплатном долгу у тех, кто победил фашизм. Разве возможно полностью отдать этот долг? Возможно ли отдать долг миллионам людей, которые сознательно отдавали жизни, веря, что приближают Победу, что Она придет, и что после Нее начнется новая, хорошая и добрая жизнь? Возможно ли отдать долг тем, кто после войны поднял, восстановил все то, что необходимо было для продолжения этой жизни, не позволив стране упасть в болото разрухи? Никакой «альтернативы» такому просто не существует! Такой долг не выплатить никому и никогда.

А что же тогда можем мы, сегодняшние? Именующие себя наследниками Победы? Пожалуй, главное, что можем – это помнить. Просто помнить тех людей. И эта память должна начинаться с малого – со своей семьи, своих близких. А то ведь порой даже имени прадеда вспомнить не можем, не говоря уж о том, как жил, где воевал.

А если будем помнить сами – сможем и рассказать. Рассказать не тем, которые красуются с Георгиевской ленточкой, чтобы ее потом выбросить. А тем, кому еще интересно, важно знать о тех людях, благодаря кому мы сегодня ходим по земле и дышим воздухом, не отравленным смрадом войны.

Александр Гулин