Ориентир - холмик за чахлыми сосенками

Четверг. 17 августа.

Жара… Адское пекло. За сорок. На солнце не менее пятидесяти. Ощущение, что кровь сворачивается в венах. Ползаем, как сонные мухи, опаленные солнцем, измученные жаждой. На раскопки выехали конечно, ранним утром, но уже к десяти часам – смертельный зной. Невольно приходит на ум, а как же они еще и «фрицев» при этом били, и не хило так били, а ведь жара и в то военное лето стояла несусветная. Как представишь – оторопь берет. Это моя вторая в жизни вахта. Мне пятнадцать. Я боец поискового отряда «Багратион». На месте были уже около восьми утра. Сначала били шурфы среди сосен, но ничего не нашли, потом уже здесь, на поле, опять пусто. Но ничего, вошкаемся мало- помалу, не может быть, чтоб опять день даром пропал. Мы сейчас на месте боев 98-й и 87-й стрелковых дивизий. Октябрьский район – Громославка, Жутово, Васильевка. Река Мышкова.

Историческая справка. ( исторический экскурс Анатолия Павловича, одного из руководителей нашей вахты).

23 ноября 1942г., 6-я армия генерала фон Паулюса была окружена нашими войсками под Сталинградом. Для её спасения генерал-фельдмаршал фон Манштейн стал собирать войска на выручку Паулюсу.

Чтобы преградить путь фашистам, которые стремились любой ценой прорваться к Сталинграду, была брошена 98-я и 87-я стрелковые дивизии в направлении села Громославка. К берегам реки Мышкова спешно выдвигалась 2-я Гвардейская Армия.

О значении боёв на реке Мышкова А.М. Василевский в своей книге «Дело всей жизни» говорит: « Сражавшаяся у Громославки 98-я стрелковая дивизия потеряла свыше половины личного состава, но выстояла. В те дни и часы на изрезанных балками Ергенинских буграх, решалась судьба Сталинградской битвы ».

Кстати, о 87 дивизии, тоже историческая справка от Анатолия Павловича, оказывается, эта дивизия пополнялась в 42-м именно в Камышине.

Историческая справка:

" Дивизия была сформирована в период с 6 по 15 марта 1942 года в Приморье, в Спасске-Дальнем.

31 июля 1942 года дивизия передана на сталинградское направление.

29 сентября 1942 года направлена походом в район станции «Захаровка» (80 км юго-зап. Камышина).

7 ноября 1942 года, после пополнения под Камышином, 87-я дивизия была поднята по тревоге, погружена в эшелоны на станции «Авилово», Камышин и переброшена в состав Сталинградского фронта на станцию «Заплавное», Ленинск. Затем дивизия была переброшена в рамках операции «Уран», в район юго-западнее Сталинграда — на Верхнекумские высоты, для отражения атак армии Манштейна, пытавшейся соединиться с армией Паулюса ".

Об этих боях подробно повествует в своём романе «Горячий снег», Ю. Бондарев (с. 396—407). Также по этим событиям снят кинофильм «Горячий снег».»

Грунт здесь очень тяжелый. Да еще жара эта изматывает! Нашли много железа, но толкового чуть. Наконец, пошли всё же кое-какие находки, видимо, обнаружили наконец-то линию обороны. Нашли много стреляных гильз, ботинки солдатские (наши), стабилизаторы, гранату РГД, фрагменты человеческих костей. Обнаружили еще одну линию обороны 87-й стрелковой дивизии. Ваня наткнулся на кости. Начали копать яму, костей много. За день подняли из нее двадцать бойцов. Примерно около 20.00 приехали другие ребята, которые тоже подняли около двадцати человек. Поехали на базу. Ухайдокались, конечно, мы сегодня, но ничего, зато результативно. Хорошо поужинали, девчата наши молодцы, вкусно так приготовили. После ужина пошли на речку. Спать, как ни странно, после тяжелого дня никто не хотел. Нам подарили металлоискатель и несколько экспонатов для музея. Сидели допоздна у костра и так шумели, что, в конце концов, Андрей Юрьевич разогнал всех по палаткам. Подъем-то раненько.

Мы молча стоим, наблюдаем за ребятами, молодые хлопцы, лет по пятнадцать- шестнадцать. Если б умели мы плакать, наверное, слез бы не удержали, но не умеем. Ни сказать ничего им не можем, ни всплакнуть над однополчанами нашими. Бестелесные мы… Тени – ни тени, не знаю, как и объяснить. Субстанции, мать их, нЕчто..

Вот ребятам из соседнего взвода повезло. И ведь как дотошно собрали-то, ничего не забыли, ни единой косточки! И записали все, и сфотографировали, и каждую пылиночку счищали кисточкой, и ведь никакая мелочь не ускользнула, а то ведь бывало и по-другому, пару костей с черепом-то выгребут, а то, что всё остальное осталось, даже и не смотрят. Да, всяко бывало, скажу я вам. Иной раз и вовсе плохо. Особенно в первые годы после войны и вовсе запахивали косточки-то. А кои и выбирали, так на костную муку пускали на корм скоту. Было и так. Мы видели. Не правильно всё это. Горько было, не рассказать, да что мы могли-то. Субстанции…А сегодня вот оно как. Все по науке, да бережно. Вот стоим, наблюдаем, завидуем. Их теперь соберут в мешки специальные, да отправят на захоронение, слава тебе, Господи, отмучались. А мы тут опять будем, ну вот уж сколько раз! Рядом, ну рядышком же, ну чуть в сторону, совсем чуток, и вот они, мы! Ан, нет… Опять мимо. И сейчас не нашли, вновь свернули раньше! Какие-то пятьсот метров же на юго-запад…Вздохнул Силантий, Павлуха отвернулся, несуществующую слезу смахивает. Опять мы остались не найденными. Не похороненными.

«Ох, умру я, умру я,

Похоронят меня,

И никто не узнает,

Где могилка моя…»

— Ну, что ж вы, ребята…- устало шепчу я несуществующими губами. – Нет покоя нам-то. Опять нет… До коле?

Не слышат. Уходят, бредут устало к своей машине. Видать, уже назад-то не приедут.

— А вдруг вернутся завтра? – с надеждой «говорит» Павлуха. Ну, говорит, это я так, по привычке. Я-то слышу, и Силантий слышит, а более никто. Всех, кто рядом с нами был, подняли. Кого месяц назад, а кого и год, вот сегодня еще ребят увезли, а мы тут, в сторонке, и опять не дошли до нас.

— Сомневаюсь, братка, видать, и еще будем тута прозябать. Та тебе же легче всех, у тебя ж нет никого.

— И что? – насупился Пашка. – Я чё ж по-твоему должон туточки лежать, как пес безродный? Ну, нету. Маманя под бомбами погибла, батя-то еще до войны представился, в шахте завалило. Братьев-сестер нету у меня. В младенчестве померли все, голодовали мы шибко. Жениться тоже не успел, тока присмотрел Дуняшу, а засватать не успел, как война пришла. Так-то. И чё, мне теперь не охота что ль в нормальную могилку, чтоб всё честь по чести? Ну, ты и бобёр!

-Да хватит лаяться-то,- устало прервал нас Силантий. – Чего сцепились-то? Один хрен-то уже. И найдут костяки наши. И чего? Ты кто? Кто тебя опознает? Бумажка есть? Кака? Така! В медальоне, где все прописано, и фамилия, и имя, и отечество, и адрес. Нету бумажки? Ну, и кто ты есть? А никто! Безвестный! Ну, и чего цепляете друг дружку? Медальон-то тока у меня! А с вами-то и не знаю…

— Чего знать-то! Если тебя найдут, нас тоже, поди, заберут, не оставят уж, ни черепушки, ни ноги мои перебитые, ни Пашкины мослы. И похоронят по-человечьи, уважат. Ну, не напишут имя, фамилию, да, печаль, а все ж лучше, чем так-то!

— У меня на ложке фамилия выбита, Силантий, ты это, не стращай! Разберутся!

— И то верно, — устало поддакнул я, — а у меня… А что ж у меня-то? Фу, холера, нет у меня ни хрена!.. Неизвестный я. Ни зацепочки, ни ниточки. А впрочем, елки-палки, письмо Олюшки моей в кармане гимнастерки, у самого сердца носил… Есть зацепочка, стало быть, есть родная! Вот только…Истлел почти листок-то за столько лет… Рассыплется, видать, в прах. Не восстановишь…

— Ну, ты, не робей, паря, что ж, письмо истлело, ну, не мудрено, сколько годов-то прошло! Эх, ты, тюха-матюха, у тебя ж медаль « За отвагу», на ней номер, по нему и найдут…- Силантий похлопал меня несуществующей рукой по несуществующему плечу. А я ощутил. И так хорошо мне стало. Так спокойно! Я получается, тоже именной!

Пятница. 18 августа.

Подъем в 6:00, однако, Андрей Юрьевич пожалел нас, и разбудил в 6:30. После завтрака убыли на раскоп вчерашний, вместе с ребятами из Васильевки. После вчерашнего пекла мы все изрядно обгорели, но ничего, где наша не пропадала! Мы уже народ закаленный, а вот новичков оставили сегодня в лагере, плоховастенько им с непривычки. Сегодня с нами Анатолий Павлович. С ним очень интересно, он много нам рассказывает о прошедших здесь боях. Весь день работаем в режиме интенсивного поиска. В Васильевке опросили местного жителя, он рассказал о двадцати погибших моряках, потом долго искали место их захоронения, но безрезультатно. Анатолий Павлович пользовался металлоискателем и показывал места для раскопок. Нашли много стреляных гильз от патронов и снарядов. По словам Анатолия Павловича, где-то здесь должны быть массовые захоронения наших, немецких и итальянских солдат. Ребята из Васильевки откопали колодец, в который возможно, немецкие солдаты сбросили наших раненых и местных еще. Пастух рассказал, что его отец видел, как из дота наш солдат вёл огонь до последнего патрона, румынский офицер отрубил потом ему голову. Урод.…

После обеда поехали на Коптинский разъезд, по пути останавливались два раза в поле, проводили рекогносцировку местности на предмет обнаружения позиций наших войск. В двух километрах от разъезда на северо-восток, на высоте 120 шли тяжелые бои. Высоту обнаружить не удалось, нашли только не полностью разработанные окопы. Как рассказал Анатолий Павлович, недалеко от этих позиций 1500 курсантов захватили румынские укрепления, но не смогли вовремя сообщить об этом нашему командованию, не было связи, и были произведены залпы «катюш» по этим позициям… Жара неимоверная. В окопах мало что попадалось: гильзы, патроны, противогаз. Сначала шел битый кирпич, затем в земле образовался провал, Ваня наткнулся на череп. Приступили к освобождению останков. Эксгумационный стол на этом месте ребята с Андреем Юрьевичем еще вчера подготовили. Снимаем верхний слой, аккуратно работаем, как, впрочем, и всегда, иначе Андрей Юрьевич нам вставит по первое число. Раскапываем совочками, тщательно просеиваем грунт на предмет обнаружения мелких останков (фаланги пальцев, ребра) и личных вещей. Останки видимо кто-то поднимал до нас, так как кости были в беспорядке, хаотично. Наверное, поработали «черные» копатели. Но нам повезло, дальше, немного в стороне, Юра обнаружил нетронутые останки двух наших солдат. На черепе одного из них сохранились волосы черного цвета. У второго была оторвана ступня и часть бедра. Были обнаружены пуговицы, остатки шинели, пряжки, куча гильз и много еще интересного, всяких мелочей (зеркало, бритвенный станок, ложка). Начали разбор костей. Черепов было пять, но мы считали по значимым костям (большая берцовая кость, малая берцовая кость, кости таза, лопатки, копчик). По значимым костям останков оказалось семь, да еще эти двое нетронутых. Итого — девять. Неплохо за сегодня. Устали, правда, очень и сильно обгорели. И тут я что-то себя не очень хорошо почувствовал. Перегрелся, видать. Хотя все мы уже народ закаленный, за эти дни загорели на солнце до черноты, и бандана у меня на головушке, всё как положено, но чувствую, как расплывается всё перед глазами.

— Ты чего?- повернулся ко мне Игорян, — Воды? — А я уже почти не вижу его.

— Ага, — только и сумел я сказать. И «потерялся». Я не понял, как это случилось, просто, будто выключился свет, и я плавно опустился на землю. Жесткую, и горячую, как сковородка. Сознание ускользнуло.

— Эй, парень, парень, — меня потрясли за плечо, потрепали по щеке.

Я очнулся. Незнакомый человек в полинялой гимнастерке аккуратно поддерживал мою голову. Я лежу совершенно обессиленный и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. В голове какой-то звон и в ушах будто вата. И второй наклонился ко мне. Значительно старше, седой уже весь, с усами.

— Хлопец, ты это, как ты? Ничего, сейчас отпустит… Перегрелся, видать, жара-то вон как шпарит, сейчас водички подадут, да в тенёчек тебя бы надо, малый…

— Вы кто? – пытаюсь я спросить, но губы не слушаются, и язык не ворочается.

— Да ты не волнуйся, спокойно, — усатый седовласый мужчина погладил меня успокаивающе,- сейчас полегчает… Ты это…Ты послушай, хлопче, где вчерась-то вы были, мы там, метров пятьсот на юго-запад. Ты понимаешь меня?

Я молча смотрел на него.

— Еще раз повторяю: метров пятьсот на юго-запад, на поле, где вчерась вы были. Девять или десять ребяток наших подняли-то. Ну, чего молчишь, ты понял, аль нет?

Я кивнул.

— Да он ошарашен, малость, Силантий, — сказал тот, что моложе.- Ты уж не пугай хлопца-то!

— Да чего я-то, да он не из пугливых, тока не сообразил пока, что к чему. Ты это, запомни ориентир-то, несколько сосёнок там чахленьких, да вроде как холмик небольшой, вот мы за ним. Уже заждались вас, который год ждем. Ты своим-то передай, пусть вернутся. Мы все именные… Все! Я вот Силантий Терентьев, медальон у меня в целости-сохранности. Это вот Андрей Волков, его по номеру медали опознаете, может жив кто-то из родни-то, а это вот Павел Найдёнов, вишь, фамилия-то какая – Найдёнов, а сам ещё не найден. Ты уж, хлопец, постарайся, найди, ложка у него подписанная, в сапоге, как водится. Ждем мы очень вас, слышь-ка? Водицы несут, полегчает счас… — И опустил осторожно мою голову.

В лицо мне полетели брызги. Я зажмурился и выдохнул. Перед затуманенным моим взором предстало взволнованное лицо Андрея Юрьевича.

— Эй, боец, ты чего это? Солнышко поцеловало?

— Ну, да…-невнятно пробормотал я.

В голове шумело, и по телу разливалась невероятная слабость.

— Давай, вставай, боец, да потихоньку, вот так, аккуратненько…

Мне ребята помогли подняться.

Среда. 23 августа.

Сегодня, 23 августа, в день памяти жертв бесчеловечной бомбардировки Сталинграда 1942 года, в Россошках предали земле останки 841 советского воина. В церемонии торжественного погребения останков приняли участие ветераны, родственники погибших красноармейцев, представители общественных и поисковых организаций, силовых ведомств региона и гости из нескольких регионов и республик РФ.

Из более чем 800 найденных поисковиками в этом году останков – только лишь 34 именные.

И мы среди них. Наконец-то. Пришло и наше время. Я стою в шеренге таких же, как и я. Не найденные в свое время, сегодня мы стоим прямо за нашими гробами. Стоим незримо, но все мы здесь, все до одного. Держим парадное равнение. Наши гробы обиты красной материей, — всё строго и торжественно. Мы стоим, взволнованные, нас не видят, но это уже совсем не важно. Главное, что мы, наконец-то, здесь, на этой площади. И будем сейчас упокоены теперь уже навечно… Еще несколько минут, и уйдут наши косточки в землю на свой покой, ну а мы, стало быть, туда, к Всевышнему, на свой. И не будет меж нами различия, татарин кто, русский ли, узбек ли, молдованин или украинец. Бог он один, вот к нему-то и лежит теперь наш путь. Ну, нет, не земля пухом, чтобы собаки могли вырыть твои кости (так целиком звучит это пожелание). Уж лучше да упокоимся мы с миром, и царствие нам небесное, думаю, мы все ж его заслужили. Да, при жизни были разные мы – и атеисты, и верующие, и злые, и добрые, и щедрые, и жадные, и хитрые, и простоватые. А теперь все мы – одинаковые, погибшие за Родину. Кто геройски, а кто и не очень, но все мы выполнили свой долг перед Отечеством, все до единого… Стоим вот сейчас в одном строю, и готовы уйти в свой последний путь. Доченька моя славная, я тебя и видел-то всего ничего, годика тебе еще даже не было, когда пришёл кровавый враг на нашу землю. Подошел к тебе, родная моя кровиночка…. Может, и чувствуешь ты что-то, ладушка моя, текут слезы по твоему морщинистому, бледному лицу. Не плачь, детка моя любимая, я здесь, здесь папка твой, родная…Внучата мои разлюбезные, взрослые уже совсем, почтенные отцы и матери своих семейств, и правнуки, и пра-правнуки – двое их у меня — Машенька и Макар. Тоже здесь стоят, торжественные и серьезные. Жаль обнять вас никогда мне уже не суждено. Стою вот и плачу. Плачу несуществующими слезами, сжимается несуществующее сердце и душе одновременно и горько и радостно. А Павлуха-то, Павлуха-то как счастлив, не передать, не рассказать! Дочь его приехала, и внуки и правнуки. Думал-то он, что нет у него никого, ан, нет, покривил он малость душой-то, скромняга наш, не успел, мол, посвататься… Посвататься-то, может, и не успел Павлуха, зато самое главное в жизни успел парень! Не видела его дочь никогда, только старую фотографию сберегла Дуняша…

Ну, а уж Силантий, тот совсем богатый! У него ж трое деток осталось. В ту пору мал-мала были. Приехать-то все не смогли, возраст свое взял, а уж внуков и правнуков настрогали Терентьевы! Ой-ё, герой наш Силантий. Силён! Стоим. Гордимся… Гимн слушаем. Вот и салют троекратный. Спасибо, родные! СПАСИБО! Теперь ужо пора и в райские кущи. Вы только помните про нас-то. Мы, думаю, достойны. Заслужили. Да, и еще… Вы ищите, много ребят на земле нашей ждут ещё своего часа. Ждут братки, надеются. И нет им покоя, родимым, пока они еще вот так, не по-людски., не по-русски лежат. Кто в бывшем окопе, кто – в воронке, а кто в общих ямах санзахоронений. А все хотят, чтоб и внуки пришли, и правнуки к могилке-то…Хотят, ребята, очень! Уж поверьте мне. Ну, с Богом, родимые… Вы, хлопцы, ищите… Найдите их всех.

автор: Светлана Громова
фото: Алексей Скоробогатько