Быстрые сборы

— Да нам собраться, только подпоясаться. Немного шмотья в рюкзак кинул, инструмент в охапку и готов. Антонина, как говорят в народе, не выдержав, аж прыснула, прикрыв рот рукой. Но, не желая раззадоривать мужа, сделала вид, что поперхнулась и старается прокашляться.

— А что? что не так я сказал? Прочитав сарказм супруги, с раздражительностью разразился Евгений, — вон я за пару часов упаковался, можно сказать готов, ну разве что, мелочи там разные, так это ерунда, главное нужное не забыть, а у меня всё заранее припасено, а некоторые вещи еще с осени.

— А я что-то разве сказала? Сделав недоуменный вид и пожимая плечами, как бы оправдываясь, в опрометчивом поступке, отозвалась Антонина. Я вообще молчу, не маленький, да и не в первый раз собираешься, знать должен, что к чему, и чего сколько.

— Вот. Вот именно, должен, как бы грозя кому-то пальчиком, повторил слова жены Евгений, чего и сколько, ага — ага, главное сколько. Он уже не глядел на вздыхающую рядом супругу, вытащив из кармана составляемый им целый месяц список необходимого к вахте, начал что-то в нем выискивать, бурча под нос только ему понятные цифры, два, пять, три, два, двое, трое. – Посторонись, сказал он, не глядя на жену, и схватив рюкзак в прихожей, потащил его в комнату.

– Так, это тут, это тут, это, как и должно быть, куда ж я их, мать твою ети, засовал-то, доносились раздосадованные, в поисках чего-то очень важного, выражения мужа. Антонина, вздохнув и покачав головой, понимая, что в такие минуты мужа лучше не беспокоить, удалилась на кухню.

Минут через пятнадцать она поставила чайник на плиту, а как тот, засвистев, известил о готовности, осторожно подошла к двери комнаты, в которой шли последние приготовления на вахту.

Картина была не из лучших, правильней сказать она мало чем отличалась от той которую Антонина наблюдала и неделю, и две тому назад. Муж сидел на полу, у полуразобранного рюкзака, а вокруг его, кучками, горками, в пакетиках, баночках и мешочках лежало всё то, без чего, по мнению мужа, на вахтах обойтись было попросту невозможно. Она уже давно смирилась с этим ежегодным предвахтовым бедламом устраиваемым супругом в комнате, с первыми лучами весеннего солнца. Еще по февралю, когда он начинал, несколько нервозно, пинать придорожный снег, произнося: — Рыхлеет падла, вот-вот побежит, мечтательно добавляя, — пора уже, пора. Антонина знала, что поисковая зараза, мирно дремлющая всю зиму, пробуждается и совсем скоро овладеет им всем. Знала, что белоснежное покрывало, радующее душу по осени и зиме, подававшее надежды на лыжные прогулки и катание с снежных горок, теперь не просто задевает, а раздражает и местами бесит мужа в своей медлительности таять.

— Чай будешь? вскипел уже. Спросила, стараясь говорить как можно пространней, осторожно, невзначай, Антонина.

— О! да — да, чай. Словно ошпаренный подскочил Евгений, хорошо, что напомнила, чуть было не забыл, и он, прекратив поиски в рюкзаке, бросился мимо жены на кухню.

— А я, давича, заварки покупал, не помнишь, куда я ее положил Тонь? Донеслось с кухни с одновременным хлопаньем шкафных дверок.

— Это в пачках с слоном которые?

Евгений показался перед женой в кухонном дверном проеме:

— Ну да с слоном, индийский, шесть пачушек, в прозрачном пакетике должны быть, прибрала куда что ли?

— А вот оно мне надо, за тобой прибирать, где положил, там и лежат себе, полеживают.

— Да где лежат-то, я уже пол кухни переворошил.

— А кухня-то здесь причем, разворошил он там половину. Кто в тот вечер в ванной под раковиной свое ржавое железо чистил, и чай твой там наверняка, я его там видела, когда химию для унитаза доставала.

— В ванной? С озадаченным видом и попыткой вспомнить те далекие события переспросил Евгений и, обходя жену, направился в ванную комнату. – Точно тут, а чего рас видела, на место не прибрала, обратился он не без удивления, доставая из-под раковины пакет с чаем и пересчитывая пачки.

— А чего я буду твои вещи прибирать, там и пепси-кола твоя в которой ты чего-то замачиваешь и соду с солью, ты туда перетащил, я подумала, может и с чаем чего надумал.

— Чай, чай это сила, тряся пакетом над головой, с гордостью пояснял Евгений, — он, что в войну хлорка, для обеззараживания воды, а тут заварил покрепче, и вкусно и для здоровья польза, воду-то из воронок приходится по большей части брать.

— Ой, не рассказывай ты мне за эту мерзость, там же и лягушки и гадость всякая, как это вообще пить возможно, кривясь в лице, высказалась Антонина.

— А я тебе за что? это на вахте всегда в цене, супротив разве что водка встанет и то не во всех случаях, заварку и к ране приложить можно и ежели ушибся там, бодрость опять же, как попьешь. Обтягивая пачки чая пакетом и заматывая скотчем, Евгений не переставал изливать свои познания в ценности приобретенного продукта, столь необходимого в лесу. Глаза его светились, в голосе проскальзывала нотка гордости за совершенную покупку, и на фоне месячной озабоченности по предстоящей вахте, в эту минуту, он просто воссиял. Антонина, умиленно, глядя на мужа, подумала — как же не много надо человеку для счастья.

— А почто рюкзак-то разворошил?

— Что? будь-то, не расслышав вопроса, прозвучало в ответ.

— Чего искал, нашел ли?

Евгений отложив чай начал чесать подбородок:

— Да вот хоть убей, из головы вылетело, положил носки или только подумал за это. Должен был положить, а вот, поди, найди, куда сунул, битый час в рюкзаке роюсь.

Антонина с внутренним самодовольством, за то, что без нее, мужу, несмотря на все его многократные заявления о самостоятельном сборе, требованиями не мешаться под ногами, и объяснениями, что собирать должен один, тогда запомнит где, что, и сколько, сидела на диване, и с пониманием на лице, улыбалась довольными глазами. Женскую душу, ласкала, горделивая мысль, собственной незаменимости, — а всё ж, на моё выходит, хозяйственник ты мой бестолковый. Она подошла к серванту и едва дотягиваясь, сняла сверху стопку носков.

— Не ищи, вот они, все пятнадцать пар, сам их туда третьего дня положил, на виду говорил, не забуду. Евгений с виноватым взглядом принял пропажу:

— Ну, и куда я эту кучу засуну, у меня и сумка уже под завязку набита, рюкзак весу неподъемного, инструменты, коврик, спальник, а если жрачку добавить, где здоровья столько взять?

— Сам же говорил, пятнадцать дней, пятнадцать пар, ноги беречь надо, несколько ерничала Антонина, вспомнив, как Евгений отчитал её, однажды за попытку помочь в подготовке вещей. Я тебя не учу борщ варить, не советую сколь, чего туда класть? Вот и ты давай в мою кухню нос не суй, мне видней, разорялся он, сидя на том же самом месте перед кучей, вываленных с полок шкафа вещей.

За годы его поиска Антонина усвоила, что с приближением вахты Евгений становился нервным, не сдержанным и временами просто не сносным, и старалась, в этот период, тему поиска зря не трогать.

— А это, по кой хрен, тебе в лесу понадобится? Не удержавшись, задалась вопросом Антонина, подняв с пола, и вертя в руке, пластиковый баллончик детской присыпки, — и где ты его только отрыл?

— Ну, знаешь дорогая, на это как посмотреть, несколько замявшись, начал объяснять присутствие такой экзотики в поисковом скарбе Евгений. А помнишь года три тому назад я в раскоряку, целую неделю, ходил? Не дай бог такому в лесу случится, мужики засмеют, а работать-то как?

— Как не помнить, такое разве забудешь, расплываясь в улыбке, отозвалась жена, — Проверил? Точно присыпка? Не муки насыпал? И они на пару залились добродушным смехом, вспомнив давние не веселые события.

Тогда, давно, Евгений в пылу земляных огородных работ опарил, как говорят в народе, всё, что можно опарить, до жуткого состояния малой подвижности. Жена в тот же вечер посоветовала воспользоваться детским средством, которое не раз выручало, когда дети были еще совсем малыми. В продолговатой баночке, пояснила она ему, давая ориентир в поиске спасения. Но не через день и не через два, мужу легче не становилось. А на вопрос, воспользовался ли он средством? Был утвердительный, но грустный ответ: — да уже не один раз, видно только детям помогает. Мучения Евгения так бы и тянулись, не поинтересуйся он у супруги, по кой ляд, когда дети давно выросли, в доме столько этой присыпки. С округлившимися от удивления глазами Антонина никак не могла понять за какую такую продолговатую банку с присыпкой в кухонном шкафу рассказывает муж, затем, не в меньшей степени округлились глаза мужа, когда жена сообщила, что в продолговатую банку, а не баночку, как было ему сказано, она высыпала остатки муки из мешка, которыми и, пытался излечится суженный от напастей. Эффект от лечения мукой был прямо-противоположный и Евгений только через трое последующих суток смог спокойно и смело шагать.

— Может, чайку попьем, видя радушное настроение мужа, предложила жена.

— Чайковского? Это можно, а лучше кофейку, да покрепче, а то через пять часов поезд, разводя руками, и показывая на усыпанную вещами комнату, а это все еще в рюкзак пристроить надобно, с грустью произнес Евгенией.

За столом под парящие ароматные напитки Антонина видя взволнованное состояние мужа, перевела тему от сборов на вахту, к теме его возвращения. Вспоминали, как заполняет квартиру запах прокопченного от костра поискового скарба, который не выветривается, несмотря на самые современные средства. Не отмывающиеся от торфяной жижи руки, ненасытный послевахтовый аппетит уничтожающий все, что только можно сожрать, не взирая на свежесть, и новые железяки которыми забит весь дом, а он их прет и прет с полей сражений, не в состоянии вразумительно объяснить, ни себе, ни другим, а зачем это ему нужно? Просто нужно, и всё на этом.

За большинство из этих самых железяк, Антонина не имела не малейшего понимания, но, с гордостью за мужа, показывала и рассказывала бывавшим в гостях родственникам и соседям, со слов мужа, о их ценности. Хвосты мин, поеденные ржавчиной ножи, битые фляжки, гнутые ложки, мятые котелки, топоры, и многое, многое другое. Но, несмотря на изливаемые каждый раз недовольства по поводу появления в доме новых, искореженных войной и временем, проржавевших, кусков металла, даже не понимая почему, радовалась в душе.

За разговором и воспоминаниями Антонина глядела на мужа и что-то родное и теплое, расплывалось по её нутру. Ей снова придется оттирать и отчищать, всё к чему он прикоснется по приезду, эту ненавистную ржавчину. Он будет раскладывать, а она с упорством и терпением, наводя маломальский порядок, складывать в углы эти нужные только ему раритеты, выслушивать восхищения и гордость за привезенные находки, и рассказы за то, как оно могло быть тогда, в войну, с вещами, солдатами. Мириться с тем, что этот самый поиск вышел на первый план его жизни, отодвинув от всего мира его самого, не говоря уже о том, на каком месте оказалась она сама. Он весь там и ему еще предстоит вернуться. Но придет осень и в один из вечеров он вынесет рюкзак и все поисковые причандала в кладовку, закроет дверцу шкафа с отшлифованными до блеска находками, позвонив, попрощается с друзьями поисковиками до следующей – весенней вахты, и вернется к ней. Неуклюже обнимет и обязательно скажет; — Ну что Тонюня, заваривай чайку покрепче, сыпь в вазу баранок – кутить бу-де-м. И усаживаясь за стол, потирая руки: — Будем жить Антонина, мы еще повоюем. И из мирской суеты как-то само собой выкроится часок, а то по случаю и другой, для их двоих. И будут они, обведя на календаре кружочком дату следующей вахты считать дни. Она — набираясь терпения, деньки домашней зимней теплоты, а он количество дней до произносимой каждый раз фразы: — Ну всё, присядем на дорожку. Да нам собраться, только подпоясаться …

Антонина, заметя наваливающуюся потерянность предвахтового состояния мужа, как-то довольно и заботливо вздохнула:

— Ну, давай сюда твой список, гляну, как ты без меня собрался, не забыл ли чего, вижу, как извелся весь. Евгений гордо протянул бумажку, так как был абсолютно уверен, что на ней он отразил всё, что ему непременно понадобится.

По списку мужа, супруга прошла как косец по утреннему заливному лугу. Из пятнадцати пар носок были оставлены пять, из которых в действительности пригодились три. Из двух трусов и двух плавок, остались плавки, одни из которых, по стечению обстоятельств, так и не понадобились. К рабочим брюкам вместо трех, остались одни джинсы, а из восьми маек четыре, к двум из которых Евгений так и не прикоснулся за всю вахту. Куртка, в процессе беседы, была заменена на спецовку и свитер, а две толстовки остались дома. Из припасенных, плащ-палатки, плаща и болоньевого костюма, был выбран только плащ, как наименее промокаемый, а из шести пар стелек остались две, которые, безучастно в поиске, благополучно вернулись. Секатора оказалось достаточно одного, как и двух ножей из трех припасенных, к тому, что один так и не доставался из ножен. Евгений поддался на уговоры жены позвонить коллегам, вследствие чего, пила, топор и килограмм гвоздей, остались без путешествия, в виду их наличия у друзей. Антонина заменила толстые махровые полотенца, тонкими вафельными. Майки безрукавки, на майки с длинными рукавами. Одну из двух спецовок на тонкий свитер, и простые джинсы на утепленные. Причем необходимо отметить, что все эти вещи, несмотря на запрет совать свой нос в дела мужские, были ей заранее припасены, постираны, поглажены и уложены в отдельные пакеты. Нельзя было сказать, что рюкзак стал на много легче, но сумка под закупку еды освободилась.

Через три часа, они стояли в прихожей.

— Ну, всё, присядем на дорожку. Да нам собраться, только подпоясаться. Немного шмотья в рюкзак кинул, инструмент в охапку и готов. Антонина, улыбаясь, закачала головой, и уже подымаясь:

— В спецовку я там тебе таблетки положила, сам-то знаю, не возьмешь, да и пить все равно их не будешь, но помни, если что, они у тебя есть. И имей совесть, звони почаще.

Геннадий Арбузов