Отказники

Поисковик докуривал третью сигарету и всё это время, в голове подбирал слова, фразы, интонацию того, что и как он скажет, должен — обязан, рассказать, показать и передать в руки человеку которого он искал, без малого, два года. Не кому-нибудь, а внуку солдата, с которым его свела судьба на одной из поисковых вахт. Потомку, погибшего в неравном бою, защитника Родины, роком судьбы, зачисленного в списки пропавших без вести.

За две недели после первого контакта, короткого разговора по телефону, в котором была обозначена причина розыска, и назначено место встречи, поисковик представлял эту встречу, пожалуй, не одну сотню раз. Казалось, должен подготовится, но с каждой минутой приближения этого момента, он всё отчетливей понимал, что, до сих пор, не знает с чего начать разговор, после банального здравствуйте.

Найти родственника солдата погибшего более семидесяти лет тому назад, в стране пережившей ад военных событий, не мыслимой по масштабам эвакуации, территориальных перераспределений, переезда людей в силу самых разных жизненных обстоятельств за столько лет, дело архи сложное. А в ситуации с этим солдатом, когда в записи, чудом сохранившегося вкладыша смертного медальона, было сложно прочесть несколько букв, иначе как чудом и не назвать.

Эти чудеса преследовали поисковика с того самого дня, той вахты, когда по неведомым причинам ему нестерпимо захотелось проверить землю под небольшой сосенкой на болоте, что-то толкало в ту сторону. Несмотря, особо, под ноги, которые все двадцать метров пути к сосне погружались в колыхающее покрывало болотного мха, обдавая выступающей водой, иногда почти по колено – он, в тот день до сосны дошел, как говорят, напрямки. Но вот проделать обратный путь по тропе продавленного мха, не он, и никто из членов поискового отряда больше не смог – это была настоящая болотная топь, на которую, едва вступая, человек достаточно быстро погружался по пояс. На его пояснения коллегам, что он вышел на сосну именно по этому пути, показывая на затопленный водой след во мхе, все с иронией отмахивались, предлагая показать, как это может быть. Вторым, чудным, моментом были события начала подъема солдата и обнаружение медальона. Выдрав с небольшого пространства под сосной мох, поисковик запустил вглубь руку и, практически сразу, нащупал что-то находящееся в свободном, не зажатом в переплетении всевозможных корней болотной растительности, состоянии. На тот момент не было и мысли о том, что это могут быть останки бойца, чаще и они обвиты, а иногда и прошиты этой корневой болотной паутиной. А на этот раз, после извлечения, в руках поисковика оказалась, в чудном, для среды болот состоянии, часть предплечья – рука. Вторая попытка прощупывания в корнях привела к тому, что примерно на той же глубине он нащупал, не большого размера, нечто твердое в нечто мягком. Иного слова как «чудо» не подобрать, в полуистлевшей за долгие годы тряпице был завернут солдатский медальон. Можно много строить версий происходящего, но трудно отрицать одну из их – солдат подманив поисковика, сам протянул к нему руку, предлагая медальон. Перекурив и немного отойдя от волнения, перекрестясь, и перекрестив эбонитовую капсулу, поисковик открутил крышку. Подобрать слова к описанию чувств, которые распирают душу, при виде скрученного бумажного вкладыша в хорошем состоянии, не берусь – это то, что остается в памяти навсегда. Их, медальонов-то находят примерно три на двести пятьдесят обнаружений солдат, да из их числа содержание каждого третьего уничтожено временем – а тут? Разве не чудо? Раскрученный в лагере вкладыш оказался читаемым. Что говорить, не редко бланк оказывался не заполненным, или прочесть не представляется возможным. Оставалось только правильно прочитать, что давало возможность, не только воскрешения имени бойца, но и шанс отыскать родственников. Именно с этим и были связаны сложности, разрешение которых растянулось на два года.

Запись фамилии жены время не пожалело, а в фамилии самого солдата, о двух буквах можно было строить самые разные догадки. В былые времена этот ребус был бы не разрешим, но с появлением открытого доступа к целому ряду документов войны, шанс появился. Полгода поисковик сутками штурмовал сайты невзирая на самые нелепые сочетания, перебирая алфавит от А, до Я, зарывался в списки безвозвратных потерь, различного рода донесений, докладов, отчетов и справок. Одержимость возымела должное, и как часто это бывает совершенно с неожиданной стороны. Удача или очередное чудо, пришло совершенно нежданно, когда до отчаянья оставалось совсем немного. Под утро, одной и бессонных ночей, толи от усталости, толи случайно, он курсор, чуть ли не сам, ткнул на архив по солдатским запросам. Он ничего в них не искал, а листая, тупо смотрел на их бесконечную череду. Да и что можно найти в миллионных людских запросах и ответах военкоматов на судьбы пропавших? Но произошло то, что не поддавалось ни какой логике и здравому смыслу. Найти, наугад, одну из  множества копий ответов, тот самый – это «чудо», и оно произошло. Он смотрел на монитор и не верил своим глазам, перед ним был ответ на запрос матери солдата о судьбе сына, того самого солдата, которого он нашел на болоте. В ответе было обозначено, и время, и район где пропал ее сын – всё совпадало, но главное, была полная и правильная фамилия бойца. Шансы найти родственников возросли многократно. Ответом на запрос о матери солдата была информация о том, что данный район, тогда еще Подмосковья, в связи с расширением города, подлежал переселению и, что о судьбе и местонахождении информация отсутствует. Казалось, круг замкнулся.

Уже была весна, и до поисковой вахты, по окончанию которой должны захоронить останки найденного солдата, оставались считанные дни, произошло то, что сам поисковик ни объяснить, ни рассказать, кому-либо не решался. Это вне логики, и понимания. Скромные личные вещи солдата он, взял с собой и, хранил на полочке над рабочим столом, за которым работал на компьютере. Так вот, по совершенно непонятным причинам однажды подойдя к столу, он обнаружил, что кожаный кошелечек из солдатских вещей лежит не на полочке, а на столе. Тогда этому факту он не предал никакого значения. За всё время, он достаточно часто брал их в руки, разглядывал и даже разговаривал с ними как с самим солдатом – это не нормально, но поисковики и не относятся к нормальным людям, не вписываются они в нормы сегодняшних дней, тесно им там. Упасть с полки невозможно, брал, да на место не положил, вот и всё, что посетило тогда его голову. Но когда, через пару дней, кошелек снова оказался на столе, поисковик напрягся не на шутку. Он-то точно знал, что за это время он к нему не прикасался. На серенькой коже кошелечка в котором кроме нескольких монет довоенного периода, ничего не оказалось, просматривались некие цифры написанные через дефис. Читались они крайне плохо, не под номер войсковой части или полевой почты не подходили, одно из предположений, сделанных еще в поисковом лагере, было – а не телефонный ли это номер. Вот тогда и пришла в голову поисковика бредовая мысль, взять справочник и обзвонить людей с этой фамилией. Сколько усилий потребовалось на то, что бы уговорить, не хоронить останки солдата, в уже назначенный срок, а дать ему еще время на поиски родственников — только многолетняя поисковая деятельность и снисхождение руководства позволили этому произойти. Придумать и сделать – вещи разные. Шансов, как говорят в народе – кот наплакал. Талмуд городских номеров в доступе, а вот пользуются ли ими, живут ли сегодня родственники в Москве, да и были ли в роду мужчины – носители фамилии солдата — это вопросы из разряда мало вероятного. Но были вопросы, ответы на которые поисковик точно знал и задавал – имя солдата, его жены и их проживание до войны в северо-западном округе. Что-что, а поговорки на Руси мудрые – «Упорство и труд – всё перетрут». Пять месяцев ежедневных звонков. Бесчисленное прослушивание длинных гудков, и пометки о переносе звонка на следующий, сочувствия, добрые пожелания, речи откровенного не понимания и даже хамства. В ряде случаев требований забыть номер, шутников прикалывающихся, над ним, не смотря на тему разговора, с чем только не пришлось столкнуться. Был и момент, когда он решил это дело бросить, прекратить тратить время и деньги, но взяв в очередной раз в руки солдатский кошелек, снова доставал списки, а по ночам, как навязчивая идея бредового сознания, часто снился сон о летающих вокруг него телефонных номерах. Упорство, фанатизм или одержимость, да без разницы, в один из вечеров фамилия, имена и район довоенного проживания солдата совпали, а это означало, что произошло еще одно, ставящие точку в поиске чудо – родственник найден. Разговор был не продолжительным, внук несколько спешил по делам, а поисковик был уверен в том, что данный разговор – не телефонный, что для разговора, передачи вещей, договоренности по передачи останков для захоронения в родной земле, на малой Родине солдата, нужна встреча. Именно поэтому поисковик сам предложил встречу на Белорусском вокзале, куда ему удобно добраться, да и сам вокзал был символичен, так как, всего вероятней, именно с него солдат когда-то уходил на фронт.

***

Алексей стоял на Белорусском вокзале, и все время пытался найти нечто общее между тем далеким, последним его пребыванием тут, в августе 41-го и днем сегодняшним, нового, чужого 21-го века. Тогда, уже давным-давно он, написав заявление о добровольном изъявлении идти на фронт, покидал город именно с этого вокзала, вот только кроме очертаний самого строения, о том времени почти ничего не напоминало.

Он увидел его первым. Среди снующей людской толчии было не сложно разглядеть мужчину несколько суетливо, но внимательно высматривающего кого-то. Но узнал он его не по вертящейся голове, а именно по взгляду, манере поведения и – глазам. Это были мамины глаза, тот самый взгляд когда она стоя примерно на том же самом месте, так же суетливо, впиваясь глазами в толпу, вертя

головой искала его, а он, уже будучи в строю на привокзальной площади, среди почти пары сотен таких же добровольцев, никак не мог докричаться, помочь самому родному в мире человеку, найти, увидеть себя. Толпа гудела, сотни одновременно выкрикиваемых с разных сторон имен и слов сливались в единый гул, в котором тонула вся площадь. Прозвучала команда – На лево, шагом марш, и он среди толпы новобранцев, идет махая руками, сначала боком, затем совсем развернувшись, по ходу вперед спиной, выкрикивая: — Ма-ма. Он ее видит, а она никак не может его разглядеть. Они встретились взглядом почти в самый последний момент, за каких-то десять метров до того, как строй завернул за угол вокзала, она всплеснула руки вверх, на лице появилась улыбка – увидела. Толпа провожающих двинулась параллельно уходящим, суета, крики и вот люди своими телами закрыли ее от него, он еще мгновение видит ее поднятые руки и, на этом всё. Сколько сотен раз он мысленно прокручивал ту короткую минуту прощания, как сожалел, что не могла придти, находящаяся на восьмом месяце беременности жена. И вот они, эти самые глаза мамы, на том же самом месте в теле, родного, но не известного ему человека — его внука. Внука, уже взрослого, гораздо старше его самого, погибшего на болоте в неполных двадцать шесть лет. Он не мог его обнять, прижать к себе, не мог выразить словами как мучительно долго он шел к этой минуте — более семидесяти лет. Он стоял рядом и любовался свершившимся. Не зря, всё не зря и не напрасно, не в пустую эти миллионы убитых и калек, он – они, он огляделся по сторонам на снующую, суету людского привокзального потока, — они живы и будут жить – он, мой внук, будет жить. Внук достал из кармана плоскую прямоугольную штучку, именуемую телефоном, потыкал в него пальцем и поднес к уху.

— Я подъехал, стою у центрального входа возле пандуса. Алексей сразу понял, что он разговаривает с поисковиком и до их встречи остаются считанные мгновения. Вот-вот произойдет то, чего он так ждал.

Каждый мир имеет свои рамки и правила, и если миру живых не дано видеть мир потусторонний, у того, иного мира, есть свои правила, одним из которых является ограничения в присутствии. Говоря проще душа усопшего, если и может оказаться возле живых, то только при условии, если у этих самых живых есть вещь, с которой он соприкасался при жизни. Поисковик должен передать внуку его личные, найденные при эксгумации вещи, а это будет означать, что он, солдат войны приобретет, незримую для живых, возможность побыть какое-то время с родными, пусть даже не знакомыми, но потомками, его родными потомками. И именно этого Алексей жаждал всем своим существом больше всего, побыть рядом, увидеть, услышать, соприкоснуться. Сколько невероятного, невозможного, он для этого свершил, чтобы поисковик его разыскал, сны, курсор, кошелек.

— Да, да, я рядом уже подхожу, раздался ответ поисковика.

Они стояли друг против друга. Поисковик, с явным видом провинциала, в местами потертом плаще, не наглаженных, дорожных брюках, и пошарканных ботинках, далеких от фирменных брендов, потративший почти два года на поиск этого родственника, и внук того самого солдата, в новеньких модных кроссовках, усеянного лайбами джинсового костюма и стильной, фирменной, яркой ветровке. Импозантный вид родственника солдата сразу возымел место. Поисковик, как маленький домик перед сверкающим множеством окон многоэтажным небоскребом, сжался, скукожился, ушел, как говорят в народе, в землю, утратив, и без того, не яркую привлекательность.

— Здравствуйте, несколько зажато, произнес поисковик и протянул для пожатия руку. Внук оторвал взгляд от своего телефона и, как то пространно, бросил оценивающий взгляд на подошедшего.

– Ну, и вам не хворать, несколько цинично выдавил из себя. – Секунду, добавил он, и снова стал что-то тыкать в телефоне. Поисковику стало несколько неудобно за протянутую и не пожатую собеседником руку, но цель встречи была выше нелепых оценок и он, покачав головой в знак согласия немного подождать, руку опустил.

— Ну, что вы там хотели за деда моего узнать? Как я понял по звонку, речь именно о нем идет? произнес внук через пару секунд, не убирая телефона. Поисковик замер от услышанного, а внутри, неведомая сила, начала сжимать пружину негодования от непредсказуемости исхода встречи. Душу коробили даже ни сами вопросы, а та циничность в голосе, с которой они произносились.

— Узнавать нам ничего не надо, как можно сдержанней ответил поисковик, речь действительно за вашего деда, мы его нашли, точнее сказать его останки на месте гибели, и поскольку вы его родственник …

— А это точно? Ну то, что я родственник кого вы там нашли? Прервал поисковика внук солдата.

— Ну, если ваша фамилия …, поисковик назвал фамилию солдата, а имена вашего деда и бабушки …, поисковик произнес имена, и они проживали до войны ….., поисковик назвал выученный за время  поиска адрес, то это означит только одно — он ваш дед. При солдате был медальон, и мы его прочли, ошибки быть не может.

— Ну, да-да. Всё так, несколько протяжно подытожил внук. – Дед значит. Ну и хорошо. А от меня-то вы чего хотите? Пружина негодования в поисковике сжалась до предела.

— Вы внук этого солдата, мы можем передать вам, как родственнику его останки, уже несколько жестко произнес поисковик.

— Останки? Вы что там совсем «сбрендили», я-то с ними, что делать буду?

— Похороните на малой Родине, рядом …,

— А там что, не хоронят что ли? Вскипел вопросом внук, прервав поисковика. – Может мне, и поминки еще организовать посоветуете? Вы представляете, во сколько это обойдется? Или вы это всё финансируете? Последний вопрос был задан с явной заинтересованностью.

— Нет, глядя в упор, финансированием мы не занимаемся, ответил поисковик.

— Ну, на нет и суда нет, разводя руками, продолжил внук. – Если есть возможность, хороните там, где нашли. Время его и без вас давно схоронило. За то, что имя восстановили, за это конечно спасибо большое вам, а за остальное уж извиняйте.

Бог простит, хотел было произнести поисковик, но подкативший к горлу ком негодования не позволил сказать и этого.

Внук снова взглянул на телефон, и толи телефону, толи самому себе, покачав головой:
— Ну, если это всё, то мне пора.

Поисковик молча, не желая говорить ни слова, смотрел на найденного родственника солдата. И стоило мне на тебя столько времени тратить, пробежал в голове вопрос. Лучше б я тебя вовсе не нашел. Хотя, что ты есть, что тебя нет – знак равенства можно ставить, смотри, что б с тобой, твои внуки так же не поступили. Но озвучивать свои мысли поисковик не стал, и так слишком много на него было потрачено.

— Да, вот еще, едва не забыл, оторвавшись от своих мыслей, обратился поисковик к собирающемуся уйти внуку, при деде твоем, кое-какие вещи личные были, мы их, как правило, либо в музей, либо родственникам передаем. Поисковик достал из висящей на плече сумки коробочку, и открыл ее перед внуком солдата. Внук с некой брезгливостью заглянул в коробку, в которой находились кошелек, звездочка, кусочек расчески, несколько монет, ремень и хлорные солдатские трубочки. Поисковик достал кошелечек и демонстрируя его собеседнику, будучи уверенным в ценности этих вещей:
— Вот именно он помог Вас разыскать.
Внук с некой брезгливостью, поглядел на кошелек, заглянул в коробочку:
— Это прямо при покойнике было? Прозвучал никчемный вопрос.
— При останках, поправил поисковик.
— Отдай в музей эти экспонаты, мне они ни к чему. Моя память, он постучал указательным пальцем себе по лбу – вот тут, а не в этом барахле. Поисковик молча, не отводя глаз от внука, закрыл коробку.

Они стояли друг против друга – два человека живущих на одной земле, одной страны и веры, двое мужчин имеющие единое историческое наследие, даже их возраст был не слишком различен, но это были два совершенно разных человека, два мира, две души между которыми была пропасть. Стояли, глядя друг другу в глаза, не видя, не понимая друг друга. И только стоя рядом, с остервенением сжимающий кулаки от бессилия что либо изменить, Алексей слышал их мысли и, глядя то на одного, то на другого, никак не мог понять как такое может быть? Мой ли это потомок?

— Да наплодил же Господь уродов, им, наверняка, за это еще и деньги платят, да и что с убогих взять, в музеи они это гнилье сдают, а потом удивляются, что в музеи никто не ходит, да и солдат копают, это еще проверить нужно — где останки они берут – доносилось с одной стороны.

— Ну и мразь же ты, а я дурак, столько сил …, думал с человеком … Хотя, с другой стороны. Спасибо Господи за урок твой, за силы данные эту часть пути пройти. Прости за бессилие мое сегодняшнее – доносилось с другой.

Алексею хотелось вцепиться в глотку этой холеной самоуверенности, брезгливой самовлюбленности, брутальной циничности, и пусть будет как тогда, пусть мрак снова поглотит все на долгие времена, как в сорок втором на болоте. Тогда к нему, истекающему кровью от ранения наклонился фашист, желая что-то забрать у него из кармана гимнастерки, а он, собрав последние силы, схватил и душил, душил, душил, и только ближний взрыв прервал его давнее негодование и отчаянье, погрузив на долгие годы, в тьму и безмолвие. Они, все эти годы, так и лежали рядом, два солдата, два  врага, два человека убивающие друг друга. Разница была лишь в том, что один находился на родной, своей земле, а другой пришел показать свое величие и превосходство. Спустя какое-то время, корень, выросшего рядом дерева, прошел между ними, а когда оно выросло, упав, выворачивая из полужидкого грунта свои корни, разделило их многолетние объятия. Алексей запомнил именно то – первое, разделившее, а их, этих деревьев было … Поисковики нашли, и Алексея, и того немца, определив его по наличию алюминиевых причандал в немецкой форме. Обнаружили изгнившие бревна плота – огневой точки болота, на которой он с пулеметом, принял на себя вражескую атаку, и завернутый, в льняной платочек жены, медальон. Вот только вцепиться и душить он уже не мог, ему оставалось с горечью и отчаяньем, после долгих лет забвения, принять последний удар – отречения и предательства. От него отказались.

На скамейке, бурлящего и безразличного к происшедшему города, сидели две опустошенные души из разных миров, с немым вопросом – как же так? Душа Алексея, с несбывшимися надеждами встречи с родным внуком и поисковик, докуривающий очередную сигарету, не выпускающий и рук коробочку с личными вещами найденного им защитника, его такой огромной, и такой разной, Родины. На душе поисковика было отвращающее, и в тоже самое время, стыдливое чувство некой вины. Он невольно поймал себя на том, что оно ему знакомо, и он уже его когда-то пережил.

Осознание, как луч яркого света прорезающего ночную мглу, мгновением окунувшись в память, дало ответ – это страх. Страх, перед которым он, как и тогда бессилен. Он вспомнил срочную службу, летний день и построенный личный состав воинской части по случаю чрезвычайного происшествия. События были всем хорошо известны, «салага», так именуют солдат, по первым месяцам службы, получив очередную порцию воспитания от сослуживцев, строящихся на неуставных взаимоотношениях, а проще сказать, будучи побитым, принял умопомрачительной глупости решение – искать защиты и убежища в иностранном консульстве, для чего сбежал той же ночью из расположения части. Эта глупость, у большинства, кроме смеха ничего и не вызывала, если бы не одно обстоятельство того дня. Солдата, поймали и при нем нашли письменное обращение с просьбой убежища, а дальше как в боевике по разоблачению вражеского агента, нелепый поступок был преподнесен еще в более нелепом свете предателя Родины. Солдат, принявший присягу и убежавший к врагу – изменник, которому по закону грозит, до десяти лет лишения свободы. Но было в тот день, кое-что пострашней. Его родители были и числа партийных функционеров, папа занимал некий пост. Так вот, в тот день, перед всем личным составом части, зачитали открытое письмо его родителя. Никто не обсуждал, в силу каких обстоятельств, политических амбиций или карьерного роста было оно написано, но если до его зачтения, шум и смешки в строю были обыденной реакцией, то после его озвучивания, все погрузились на несколько дней в шоковое молчание. Да и обсуждать было уже нечего – родители отреклись от сына. Никто не защищал глупость поступка, никто не говорил о мере ответственности и строгости наказания – это было иное. Именно страх тогда посетил души солдат. Страх, что и ты, и тебя, вот так легко, без разбирательства, без малейшего шанса на доверие и родство — откажутся, отрекутся, вычеркнут, предадут те, кто для тебя и есть эта самая Родина, за которую ты готов на всё.

Поисковик достал, и коробочки, красноармейскую звездочку и крепко сжал ее в кулаке. Тот солдат, сослуживец поисковика, давно отбыл назначенный по суду срок, он приехал в свой город, переступил порог родного дома – вернулся. И конечно он простил, если не всех, то маму точно, простил и обнял – ведь это же МАМА. Простил самого близкого и родного человека, а значит, простил в ее лице и Родину. Он их никогда не предавал. Поисковик разжал ладонь, посмотрел на впившуюся острыми концами в кожу ладони звездочку:
— Прости и ты их Алешка, полушепотом произнес он не сводя глаз с звездочки, весной похороним тебя брат. Как положено похороним, батюшка отпоет, и ты сможешь обнять свою Маму, она-то, сколь сил было тебя ждала. А внук? Бывает и люди меняются. И на меня зла не держи, я как лучше хотел, а оно видишь, как обернулось.

Геннадий Арбузов