Отношение к поиску

Поиск начался для меня весной, во время экскурсии по местам боевой славы бывшей передовой Волховского фронта. И начался совершенно случайно. Помню, как держала в руках ржавый, покореженный патрон от немецкой винтовки, стоя у «Рубежного камня», как нас повезли в лагерь поискового отряда. А за тентом, в нескольких метрах от ведер с супом и обеденного стола, лежали кости. Черные, пугающие. Я сначала долго отводила взгляд, пока командир рассказывал наивным первокурсникам о боях за Кировский район. Потом подняла голову и минуту, почти не мигая, смотрела на гладкий, чуть растрескавшийся череп. Знала ли я, что через полгода буду очищать точно такой же от мокрого песка, стоя в раскопе?..

Меня спросили о смысле поиска на первом же собрании, принимая в отряд. «Зачем ты к нам пришла?». Я ужасно растерялась. Стереотип о том, что априори негласная цель здесь у всех одна, «дал задний ход». Пробормотала что-то невнятное на тему интереса военной историей. Для меня все было тогда настолько наивно и неизведанно, что ни слов, ни мыслей не находилось. Но время, проведенное в отряде, меняет мировоззрение чуть более, чем полностью. Формирует особый склад ума и поворачивает жизнь вокруг осей.

Что для меня поиск? Наверное, понемногу от каждого из смыслов, вложенных в это понятие другими ребятами. Спустя время, собрав в кучу все эмоции, чувства и разум, говорю – прежде всего, действие. Это возможность повлиять если не на историю государства, то на историю человека. Сделать что-то посильное. Когда санитарки вытаскивали с поля боя солдат, весевших со всей амуницией в два раза больше, стирали руки в кровь и стонали, таща плащ-палатку по размытой земле, они не думали о своём предназначении. Просто делали то, что могут и должны. Потому что не убиты, потому что руки и ноги на месте. Надо реку переплыть под обстрелом – переплывали. Спать на снегу в задубевших кирзачах — как-то засыпали. Вот и мы не думает о том, почему, проснувшись в шесть утра в воскресенье, едем в сырой, продрогший лес сбивать ноги. Просто мы можем работать. И дело не в патриотизме, который обязывает нас голосовать или служить юношей в армии. Это не гражданский долг, это долг перед каждым из них. Личный.

Находя бойца, многие с ним здороваются. Ведь не чужие теперь люди. Мурашки, пот, мозоли, синяки и склизкий, залитый болотной водой раскоп – один на двоих. А может статься, на троих, пятерых. Ровесники, мужчины, девчата. Что-то все же мы делаем для вас и за вас. И простите благородно, если не успеваем…

Поиск для меня не только сам процесс. Это те, кто в нем участвует. Отряд, команда, семья. Сейчас, наверное, со мной согласятся если не все, то многие – от товарищей и собратьев зависит наше дело. И мы без них не сможем. Каждый тепло вспоминает вечерние посиделки у костра за разговором да песнями под гитару. Утренние построения, очередь к рукомойнику, перебранки и совместные «разводы» новичков. Конечно же, у командира в палатке стоит стиральная машина, а в предбанник можно смело складывать грязные вещи. Каждый день в лес завозят горячую воду в цистернах, поэтому в очередь надо становится с пяти утра. Все это делает из работяг, медиков, химиков, историков, математиков, предпринимателей и учителей одну бригаду. Нет, это не утопическая маленькая страна. Это просто отряд, в котором трудятся, помогают трудиться и живут.

Поисковики – простые ребята со своими принципами, несогласиями, возможностями. Чем больше узнаю я поиск, тем сильнее ими восхищаюсь. Одно дело, слышать о минусовой температуре апрельской ночью и смотреть фотографии мокнущих под дождем в грязи энтузиастов. Воспринимаешь все совершенно иначе, когда самому приходится выливать из сапог воду и дрожать, перебирая замерзшими пальцами отвалы. Понимание приходит постепенно, часто – внезапно. В какие-то моменты все становится совершенно неважно, есть только эти секунды настоящего. Тупая машинальная работа, отключение сознания. А поднимаешь голову – другие работают вдвое быстрее и машинальнее, окунаются с головой в ручей за ребром, строят гати. Здесь и приходят уважение, восторг, ясность.

Весной, в первый же день вахты, боец нашего отряда поднял с останками две медали. Установили имя парня, нашли родственников, притом – ближайших. Младшая сестра приехала летом поклониться братской могиле, куда в мае захоронили останки ее брата. Побывала на месте гибели, получила личные вещи из рук командира. Я была в этой истории почти никем, сторонний наблюдатель. Даже на том раскопе не появлялась. Просто сопровождала весь процесс, была рядом. Но дрожь не отпускала с того момента, как пожилая женщина прикоснулась к выбитому на холодном камне имени брата. Рассказывала, как ушел на войну, какими песнями его провожали. Что не курил. Нашла в сухоньком теле силы опуститься на колени у могильного холма и поздороваться со своим Яшей. И мир в который раз изменился. Поиск тут же приобрел другую ценность. В слезах, словах и скорбном молчании маленькой седой старушки, которая прижимала к груди пакетик с землей мемориала.

Случаи воссоединения семей спустя целое поколение – чудо. Для поисковиков – работа, почти профессия, для родных – воскрешение истории и обретение места, куда можно приехать и поклониться. А мы сделаем все, чтобы таких мест и случаев становилось больше. Всё, начиная от установки базового лагеря и заканчивая исполнением гимна на закрытии вахты, направлено на достижение такой простой и сложной цели – увековечить память о войне и её героях. Показать, что даже безымянные, пропавшие без вести солдаты дают имена победам, подвигам, высоткам и крестам в рощах. Я не хочу, чтобы это звучало громко и пафосно. Пускай просто звучит. Я хочу сказать искреннее спасибо тем, кто принял меня в поиск и тем, кто его создает. Конечно, слов не хватит, да и красок русской речи – тоже. Пожалуй, лучше просто дождаться начала сезона, отмыть лопату от прошлогодней грязи и снова открывать расписание электричек «Санкт-Петербург – Апраксин».

Анастасия Шилинко