Давай не будем...

Выбежала, в чем была. Босиком, в одной сорочке Маруся долго вглядывалась с крыльца в темноту у калитки. Среди ночи ей ясно послышался ЕГО голос. Шаги, шорох, скрип — родной человек пришел домой. Звук, который ни с чем не спутаешь. Нет, показалось.

***

Старая ГТТ-шка грохотала гусеницами. Внутри сидели два десятка странно одетых людей. Они словно вышли из секонд-хенда в военном городке. Спортивные трико нелепо сочетались с кирзовыми сапогами и камуфлированными куртками. Мужчины курили, женщины и дети смотрели по сторонам и улыбались.

«Хорошо здесь! Полгода не видел. Да нет, больше! С сентября по апрель сколько получается? Морды усатые!» — Колян медленно тянул «Приму» и разглядывал товарищей. В эту Вахту с ним напросился сынишка. Двенадцатилетний Макс сидел рядом с батей «на броне».

– Вот и до лагеря почти доехали, 200 метров осталось. Елочка моя стоит, — качнуло, и пепел с сигареты упал под гусеницу. – Под ним я первого своего нашел. Заплыл раскопчик болотной жижей. Надо забежать к бойцу, поздороваться, но это — как лагерь поставим.

***

Солдат медленно оседал. Его убило осколком от мины несколько секунд назад, но душа еще прощалась с телом. Не добежал до гнезда, накрыло. Ботинок медленно наполнялся ледяной водой, но он уже не чувствовал холода. Мох, словно одеяло, лег поверх гимнастерки. Вместо сухожилий проросли корни. Фамилию, выведенную аккуратной рукой писаря в красноармейской книжке, размыло. Вместе с судьбой…

***

15 минут остается в лесу. Потом опять на гэтке опоздавших забирать. Щуп откликнулся глухим стуком. Сомнений не было. Минометный ящик. Немчура. Вот, где они сидели. Можно красиво уничтожить… потом. Саня закатал рукав тельника, кепка-афганка — на затылок. Холодная вода, ничего. Ручка ящика еще живая, зацепился, дернул. В воде хлюпнуло. Вот он!

***

Прижался к земле, как папка велел. Только голова Макса скрылась за березой, Колян положил в костер «полтинники» и неторопливо пошёл к сыну. Шаг неровный, но опыт не пропьешь. От взрыва убегать нельзя, ногу в спешке сломаешь – накроет. Саня-сапёр велел не трогать игрушки до его приезда, но ведь сыну обещал! А сапёрам мы ещё нароем. Тут этого добра много!.. Колян присел возле Макса, подмигнул и открыл рот, чтоб не оглушило.

БА-А-АХ!!! Б-Б-БАХ!!! ПФФ-Ф-Ф!

***

Уши заложило, в грудь воздухом жахнуло, по верхушкам деревьев полетела грязь. Кла-а-а-асс! Мы, конечно, рвали карбид во дворе, но тако-о-ое! Папка много рассказывал, но сам посмотрел только сейчас. Из трёх мин рвануло две, одну «проср…ло». Так батя говорит.

— Пойдем, проверим?

— Подожди, шнурок развязался, — Макс наклонился к кедам.

***

БА-БАХ!!!

Привет, привет, товарищ! Знаю тебя! Виделись прошлой весной, когда ты меня по костям собирал. Спасибо! … Да не суетись ты так, не бегай! Ни к чему теперь!.. Всё, брат! Что?! Сын? Рядом он, недалеко. Жив пока, пригнулся, вот и прилетело поменьше. Ненадолго только это… Что ж ты так неаккуратно? Забыл, чему в Афгане учили? А что тебе Сашка говорил? Вот то-то и оно! Ну, всё, всё… не ори! … Вон бабы и так завывают.

***

По мху Мясного бора шли трое. Солдат в гимнастерке, афганец в трико и парнишка. Весна только входила в свои права. Снег сошел не везде, на воронках – лед. Малой опять загляделся по сторонам, отстал, а когда догнал отца, дернул за трико и попросил: «Папка, ну, давай не будем».