28 километр Октябрьской железной дороги. Для кого-то это ничего не значащая точка на железной дороге Новгород- Ленинград. Подъезжая на электричке к станции Спасская Полисть, мы видим поле, за ним шоссе, по которому мчатся машины. С другой стороны железки кустарник и чаморошные деревья, ничего примечательного. Но это поле и кустарник обильно полито кровью наших солдат в 1942 году.
Прошли годы. Мы выросли и приобрели опыт поисковой работы. Число найденных и перезахороненных солдат трудно сосчитать. Когда здесь на местах боев начала работу экспедиция «Долина», убитых хоронили тысячами.
блиндажа. Все это было заросшее кустами. Вряд ли кто-нибудь в нее лазил за эти годы. В этот день я просто прошел по району, снега местами еще много, но то, что я понял, меня поразило: нигде не было раскопов.
Через два дня, я, брат Валера и еще двое наших друзей, взяв помпу и необходимый инструмент, поехали туда. Пока помпа качала воду из воронки с блиндажами, я, взяв длинный крюк, пошел проверять воронки вдоль железной дороги в сторону станции. Но не прошел и ста метров, как в одной из них обнаружил останки солдат.
Походив еще немного, вернулся к друзьям.
Помпа быстро качала, и воды в воронке оставалось немного. Ребята крюками проверяли ее, вытаскивая наверх небольшие бревна и палки. Вот Валера выдернул из глины ящик из-под «толкушек». Открыв его, увидели стреляные латунные гильзы. Вскоре наверху валялись пустые минометные и патронные ящики. «Все, мужики, хватит. Неинтересно. Пошли наших мужиков поднимать. Ну, эту помойку в зад. Потом выкопаем, если делать будет нечего», — сказал я.
Тогда наша база располагалась в Подберезье. В подвале общежития комбината хлебопродуктов. В те тяжелые для народа годы, когда Советский Союз разваливался на глазах, и все думали только о хлебе насущном, мы думали о другом. С перестройкой для нас появился шанс вплотную заняться поиском и перезахоронением останков погибших. Как снежный ком начало развиваться поисковое движение. Первые Вахты проходили в Мясном Бору, Мостках и Спасской Полисти.
Поисковые отряды росли, как грибы. К сожалению, у них не было опыта поисковой работы, и поэтому первые годы поиска навсегда растворили результаты нашей работы. Мне же удалось сохранить почти все медальоны погибших солдат. Я сам занимался поиском родственников. Мне это было интересно, и это давало новый толчок к поиску. В подвале у нас был свой музей «Любанской» операции, мастерская, продсклад. Отсюда мы уезжали на места боев и сюда возвращались, грязные и усталые, но в основном довольные. У нас было место, где можно отдохнуть и пообщаться с друзьями и гостями из других регионов нашей страны.
Отряд «Гвардия», которым я руководил, состоял из школьников и рабочих местных предприятий. В начале в его состав входило тридцать пять поисковиков. Но вскоре осталось человек семь. От людей я требовал работы, а не праздных мероприятий, и, если были в лесу, то сиденье у костра меня не устраивало. Как говорится: «Делу время, потехе час». Поэтому многие не выдержали. Но зато остались самые надежные, на кого можно положиться в трудную минуту. Одним из них был Валера Шульцев.
После нашей разведки на 28 километре в выходные мы опять поехали туда. Лагерь разбили за газопроводом на полянке у ручья, среди немецких блиндажей. Сразу же принялись качать воронку, которую нашел брат. Верхнюю воду выкачали помпой, остальную встав в цепь, докачивали ведрами. После двух- трех вылитых на землю ведер воды и прелых листьев я крикнул ребятам, чтобы смотрели внимательно на выкидываемую воду, так как медальоны могут всплывать, и тут же раздался радостный крик: «Медальон!» Затем второй. Я стоял внизу и тоже внимательно всматривался в грязную воду, и вот еще медальон. Он как поплавок, прыгал в мутной воде. Из воронки мы выкопали двадцать восемь бойцов. У многих были медальоны. Только за этот выходной, а это была пасха, мы нашли девяносто шесть бойцов. Медальонов тоже было много. Но все они были написаны химическим карандашом. Вроде текст виден, но прочитать запись невозможно. Сейчас конечно бы прочитали, а тогда мы передали их в штаб. О чем я сожалею до сих пор.
В одном из походов с моим братом, на болоте они нашли немецкий автомат МП-38. Брат отдал его мне. Такой сохранности оружия я не встречал никогда. На нем не то что ржавчины не было, но и грязи. Я, разобрав автомат, протер его белой тряпкой, так она осталась чистой. Вскоре этому ветерану надоело или он понял, что это не грибы собирать, не дотянув до конца срока, уехал к себе домой.
Лето выдалось жарким. Девятнадцатого июля мы вновь приехали туда. По просьбе ребят, я взял с собой автомат. Мне не хотелось этого делать, но они настояли, очень хотелось пострелять. Расположившись на ночлег, сходили покопать немецкий блиндаж. Он оказался пустым. Так и не докопав, пришли в лагерь. Достав автомат из палатки, повесили на кусты несколько пустых бутылок и начали опробовать находку. Одиночными и короткими очередями он бил прицельно. Но вскоре кончились патроны. Я достал из рюкзака две пачки «макаровских». Когда-то, мне еще отец говорил, что при стрельбе «макаровскими» патронами очередями случаются перекосы патрона, так оно и получилось, через два три выстрела шел перекос. Но все же было интересно пострелять из такой машины. Побаловавшись, пошли к костру. Пили чай, вспоминали походы. Когда начали готовиться ко сну, кто-то крикнул: «Саня! Стреляй, птица большая». Я вылез из палатки, передернул затвор, но ничего не увидел. Полез обратно в палатку. Когда уже лежал в спальном мешке, взял в руки автомат. Фонарем осветил его, в магазине один патрон. Оттянул затвор, поставил на предохранитель.
Как только забрезжил рассвет, в палатку залез Валера Шульцев. «Что Сань, пора в поиск»,- позвал он меня. Я ответил, что рано. Валера сказал, что тогда пойдет тоже спать. Он спал в кабине ЗИЛа. Я, полежав немного, встал. Собрал спальник. Автомат завернул в плащ и убрал в угол палатки под спальник и рюкзак. У костра сидел Егоров Юра. Он не числился в нашем отряде, но я его брал с собой, когда он этого хотел. Я, взяв щуп и крюк, решил пройтись перед завтраком рядом с лагерем. Юра тоже попросился со мной. Мы все дальше и дальше уходили в лес. Вскоре вышли на болотце, что в пятиста метрах от лагеря. Солнце все выше поднималось над лесом, озаряя округу приятным красноватым светом.
Мы шли, а на душе было как-то противно, чувствовалась тревога. Она все нарастала. Я шел как бы сам по себе, интуитивно, ничего меня не привлекало. Вдруг мы услышали отдаленные голоса. Кто-то кричал. Про себя я подумал, что кто-нибудь приехал, и нас зовут. Но тут же во мне другой голос говорил: «Кто может приехать? Второе — зовут завтракать». Внутри опять: «Кто, кроме тебя его приготовит». Вышли с болота, направились к лагерю. Тут я заметил торчащий из- под листвы человеческий череп и недалеко большого зайца. Я сказал Юрию, чтобы принес автомат. Будет жаркое. Да заодно, чтобы потом убитого солдата не искать, я постою здесь. Заяц спокойно сидел под кустом в метрах пяти от меня. Минут через десять я услышал крик Юры. Тут как будто в голове что-то щелкнуло. Автомат. Пронзила мысль.
Бросив инструмент, побежал в лагерь. Не добегая до палаток, меня остановили ребята. «Кого?» — только и вымолвил я. «Валерку,» — проговорили дружно ребята. «Саня, только не бей его». В стороне стоял молодой поисковик Михненко Сергей. Он весь трясся: «Саня, он выживет ведь, крови-то нет?» — спросил он меня. Я завыл. И понял, что произошло страшное...
еще жив, когда ребята несли его к трассе. Он только и сказал: «Меня, кажется, убили».
Они голосовали машины, но те проезжали мимо, или останавливались, но, завидев лежащего на обочине человека, срывались с места и ехали дальше. Только после того, как ребята перегородили дорогу, удалось погрузить раненого. Он перестал дышать, когда машина проезжала Подберезье. Мы дождались милиции. Ее привел мой брат. Потом нас отвезли в город Чудово, где допросили каждого. Здесь я ждал унижений со стороны сотрудников УВД и нелепых вопросов, но как ни странно, они вели себя корректно, с пониманием. И на мой вопрос: «Как же жить дальше?» Следователь успокаивающе ответил, что всякое бывает, не специально же убили. Но меня мучило другое: «Как смотреть людям в глаза? Что сказать семье?». Ведь Валера доверился мне, а я не уберег его от глупой смерти.
Как мы ночью приехали в Подберезье и как происходили события дальше, описывать не буду, не получится. Это надо пережить.