Так и осталось для нас загадкой место гибели штурмовика 57-го бомбардировочного авиаполка ВВС КБФ, так как к этому времени мы уже знали все архивные сведения об этом самолете. Но не знали самого главного, где находится место падения…
Прошло пять лет. Летом 2006 года из поискового отряда «Беркут», который базируется в городе Никольское Тосненского района Ленинградской области пришло сообщение. Бойцу отряда Георгию Бенза охотники из поселка Гладкое показали в районе Гладкого болота место падения самолета.
В ближайшие выходные сводная группа из отрядов «Беркут» и питерского «Рубина» отправились на болото. При первом же осмотре обломков самолета была определена его марка, им оказался штурмовик Ил-2. Рядом с воронкой, которая была полностью заполнена водой, валялись стойки шасси и резиновые покрышки от колес. Среди обломков встречались только части хвостового оперения и конструкции крыльев самолета. На краю воронки существовал небольшой отвал из глины, в котором встречались небольшие фрагменты брони от бронекорпуса самолета. Среди броневых листов мы обнаружили только части навесной защиты двигателя самолета, которые согласно практике подъема самолетов данной марки постоянно оказывались на поверхности, так как их первыми срывало, при соприкосновением самолета с землей. Рядом с отвалом выделялся только один фрагмент боковой части бронекабины, который защищал основной бензобак самолета, расположенный прямо за спиной летчика.
Причиной появления небольшого отвала у воронки, как мы поняли, явилось проведение в этих местах в конце 50-х мелиоративных работ, место падения самолета как раз находилось между прорытыми экскаватором канав. Скорее всего горе- копатели решили попытать счастье и выкопать самолет из болота, но сделав несколько попыток и углубившись на глубину более двух метров, пока хватало длины стрелы экскаватора бросили эту затею.
Обследовав обломки самолета, мы пришли к выводу, что основная часть кабины самолета, вместе с мотором находится на дне воронки. Проверяя отвал, оставленный после себя мелиораторами, мы обнаружили пять человеческих ребер, что четко говорило о том, что в обломках этого самолета находятся останки пилота. Очищая от ржавчины обломки броневых листов, мы обнаружили на нескольких из них трафаретом нанесенные цифры: 15-08.
Вернувшись из разведывательной поездки, мы проверили свою компьютерную базу данных на погибших летчиков и сбитые самолеты по этому району. К сожалению, обнаруженного нами номера в наших списках не значилось, но мы зная, что на самолетах Ил-2 дублировались как заводские, так и сборочные номера, пришли к выводу, что возможно, что нами найден именно сборочный номер самолета, который как раз и не указывался в документах на списание погибших самолетов. Зато именно в этом районе значились не вернувшими с боевого задания четыре одноместных штурмовика Ил-2 из состава 57 СБАП ВВС КБФ, которые пропали без вести 29 августа 1941 года. Но их номера не совпадали с обнаруженным нами номером.
Обнаруженные на месте падения самолета останки летчика говорили о том, что нам необходимо готовиться к серьезной экспедиции по подъему обломков самолета. Требовалась хорошая подготовка, так как место падения находилось на большом удалении от хорошо проезжих дорог. От бетонки, по которой могла проехать любая машина, нам пришлось во время разведывательной поездки более 10 километров пропиливать старую дорогу от навалившихся за зиму старых деревьев. По лесной дороге, которая вела к краю болота, смогли пройти только два УАЗа и Нива, да и то в двух местах пришлось «посидеть на мостах». К самому месту падения ни одна из машин пройти не могла, так как с того места на краю болота, где мы разбили свой лагерь, оставалось пройти более 500 метров по открытому топкому болоту, а потом еще более километра по заболоченному лесу.
Связавшись с руководством поискового отряда Пушкинского военного института радиоэлектроники космических войск, который уже несколько лет практикуется на подъеме сбитых в годы Великой Отечественной войны советских самолетов, мы определи дату экспедиции – конец сентября начало октября 2006 года.
И вот наконец-то настал долгожданный день – начала экспедиции. Военный УРАЛ спокойно проскочил все топкие места на старой лесной дороге, так как к сентябрю у нас в Ленинградской области прошли дожди, и дорога во многих местах стала почти не проезжей. Впереди идущий УАЗик Алексея Макаренко – командира поискового отряда «Беркут», постоянно шел на пониженной передачи, раскачиваясь на лесных ухабах.
Первый день ушел на заброску личного состава экспедиции и обустройства лагеря – на нашем старом месте на краю Гладкого болота.
Второй день ушел на выкачивание помпой воды и очистки ее от опавших листьев и мха ведрами вручную. Часть ребят до конца перекопали весь отвал, оставленный после себя мелиораторами. Все обнаруженный вокруг воронки обломки самолета, были стащены в одну кучу и внимательно еще раз обследованы на предмет обнаружения заводских номеров.
На третий день мы опустились на глубину более двух метров вглубь воронки. При постоянном выкачивании ведрами болотного торфа и глины мы натыкались на различные мелкие обломки самолета. И вот на одном из обломков брони был обнаружен написанный черной краской другой номер, отличающейся от обнаруженных ранее: 10-08. Наши догадки подтвердились, теперь мы точно знали, что перед нами место гибели одного из четырех самолетом 57-го СБАП ВВС КБФ, полный номер которого читался следующим образом: 1861008. К сожалению, сказать точно, кто же погиб на этом самолете мы сказать пока не могли, так как в архивных документах полка все четыре самолета были списаны одним актом, и как говорилось выше, самолеты были списаны как не вернувшиеся с боевого задания 27 августа 1941 года, а четыре летчика считались пропавшими без вести 29 августа.
Вот данные ЦВМА на пропавших без вести летчиков:
— Федин Анатолий Николаевич, 1920 г.р., лейтенант, пилот 1 АЭ 57 СБАП ВВС КБФ. Уроженец: УССР, город Херсон, Проезжий переулок, д. 2. Кадровый – 1937 год.
— Жуков Иван Осипович, 1919 г.р, младший лейтенант, пилот 1 АЭ 57 СБАП ВВС КБФ. Уроженец: Калининская область, Пустошкинский район, Рыклинский с/с.
Жена – Кочеткова Н.И., город Ленинград, улица Заозерная, д. 6, кв. 128. Кадровый – 1939 год.
— Цыганков Георгий Ефимович, лейтенант, летчик 1 АЭ 57 СБАП ВВС КБФ. Уроженец: город Баку. Адрес родных – город Минеральные воды, курсы ВЛП, аэропорт. Призван в 1941 году.
— Румянцев Николай Семенович, лейтенант, летчик 1 АЭ 57 СБАП ВВС КБФ. Уроженец: город Ленинград. Адрес родных – город Минеральные воды, курсы ВЛП, аэропорт. Призван в 1941 году.
ЦВМА: Ф. 333, оп. 0012261, д. 5.
На четвертый день на нас «пошли» стены раскопа. Первая не выдержала небольшая стенка, построенная из деревьев, сделанная нами накануне. Давление глины и торфа было очень большое, и конечно с увеличением глубины раскопа стало выдавливать установленные колья. Потом со всех четырех сторон вниз раскопа стали отваливаться большие куски глины, которые валились сверху по всему диаметру. Весь день ушел на строительства почти настоящего дома в болоте, укрепляли стенки.
На пятый день, удалось дойти до большой бронеплиты, которая защищала сзади бензобак и спину пилота. Она находилась в раскопе как стол. Судя по всему, самолет вошел в болотистую почву под углом 90 градусов. Физические силы всех участников экспедиции были на пределе. Уже пятый день, ежедневно мы выкачивали из воронки более 2000 ведер воды, торфа и глины с песком. Утренние и вечерние прогулки к раскопу и обратно к лагерю забирали последние силы. Тропинка на зыбком болоте превратилась в большую топкую дорогу, в которой ноги вязли по колено.
Настал шестой день экспедиции. Первые два часа мы привычно, выкачивали ведрами наплывшую за ночь жижу из торфа и глины. Осмотрев установленный нами два дня назад деревянный сруб, мы пришли к выводу, что если в этот день нам не удастся дойти до кабины самолета и поднять останки летчика, то придется делать как минимум двухдневный перерыв в работе.
Как я говорил выше, физические силы были на пределе, и поэтому очередное оползание грунта с высоких стенок раскопа приводило нас к результату двухдневной давности. Поэтому, посовещавшись, решили работать без перекуров, до вечера или до полного окончания работ. Капитан Дмитрий Никишин остался «на верху» руководить группой курсантов, которые, выстроившись в цепочку, передавали ведра. Мы с майором Ильей Переведенцевым спустились по лестнице, вниз раскопа.
Сперва, полностью окапываем появившуюся из глины броневую плиту. На наше счастье плита оказалась оторванной от креплений, которыми она крепилась внутри бронекабины. Найдя технологическое отверстие, через чекера заводим тросы и один из курсантов начинает энергично работать лебедкой. Бронеплита приподнялась, и под ней появились обрывки резины, обтягивающие бензобак. Обвязав плиту фалами, мы усилиями всех участвующих в подъеме с большим трудом вытащили ее на поверхность с глубины более пяти метров.
После этого началась «борьба» с баком. При падении, бензобак, который был установлен в самолете и имел вместимость 690 литров, расплющило и весь бензин, который находился в нем вылился. Рваный дюраль, постоянно цеплялся и рвал перчатки. С большим трудом нам удалось часть бака вытащить наверх, а часть прижать к стенке раскопа, чтобы наконец-то добраться до кресла пилота. Очищая кресло, а мы оказались можно сказать прямо за спиной летчика, мы обнаружили сперва штатную ракетницу и чуть позже оторванную от ремня кобуру с пистолетом ТТ. От удара пистолет немного погнулся и выехавшая чуть вперед затворная рама пистолета зажала толстую кожу кобуры, и поэтому все наши усилия вытащить пистолет из кобуры не увенчались успехом. Очищая заднюю стенку кресла пилота мы увидели тряпочный в виде круга предмет. Нашему удивлению, не было придела, когда промыв его водой мы узнали в нем фуражку с морским «крабом». Стало понятно, что, перед вылетом одевая летный шлемофон, летчик прятал форменную фуражку за спинку кресла, а после возвращения из вылета переодевал обратно. Освободив от глины заднюю часть кресла, мы увидели расстегнутые пристяжные ремни. Именно расстегнутые, замок, который фиксировал пристяжные пряжки, был невредим. Значит, летчик сам расстегнулся. Готовился прыгать с парашютом? А может быть, готовился к вынужденной посадке?
Подцепив кресло пилота, лебедкой вытаскиваем его на поверхность. Теперь мы видим парашют и полы реглана летчика.
Еще часа два окапываем тело летчика от наплывающей глины и торфа. Пытаемся руками приподнять пилота. Он сидит в той же позе, что и 65 лет назад, когда вел свой воздушный последний бой. Так как, самолет упал в болото под углом 90 градусов, голова летчика находится в низу, мы видим только парашют, и спину летчика. Еще несколько попыток приподнять тело, чтобы выложить его на плащ-палатку, которую уже приготовили ребята, но все безуспешно. Тогда заводим концы троса за лямки парашюта. И вот усилиями лебедки уже натянулись лямки парашюта, и все тело стало приподниматься из воронки. Осторожно подводим под ноги и спину брезентовую плащ-палатку, и взявшись за края поднимаем на верх тело летчика. Одежда на нем сохранилась очень хорошо. Сверху кожаный реглан, ноги обтянуты форменными штанами, одет в яловые сапоги. Через одно плечо перекинут ремешок планшетки, через другое, брезентовый ремешок от противогазной сумки. И вот наконец-то тело летчика на поверхности.
Наступает самый волнующий момент всей экспедиции. Осторожно отстегиваем лямки парашюта, потом стягивающий пояс летчика, ремень на реглане. Под регланом форменный морской френч, поблескивают сильно мятые морские пуговицы. В накладных карманах, к нашему сожалению, мы находим только блокнот и отдельные листки бумаги. Но вот во внутреннем кармане видны две корочки каких-то документов. Осторожно вынимаем их и пытаемся рассмотреть. Это комсомольский билет и небольшая корочка удостоверения личности офицера: Народный Комиссариат Военно-Морского флота, написано теснением на корочке. Рядом с этими документами сложенный вдвое конверт с письмом. От кого это письмо?
Это предстоит выяснить чуть попозже, а сейчас с большими предосторожностями острым лезвием ножичка, поддеваем первую страничку комсомольского билета. Документ открыт, но все с удивлением смотрят на первую страницу документа – там нет данных летчика, чернила которыми был заполнен документ, выцвели или растворились в воде и поэтому мы не можем прочитать данных пилота. На моей практике, это первый комсомольский билет, не заполненный как положено — спецчернилами. Беремся за удостоверение личности. Кто же ты пока неизвестный пилот? Лейтенант Федин? Лейтенант Цыганков? Лейтенант Румянцев или младший лейтенант Жуков?
Бережно подцепив ножиком первую страничку, приподнимаем краешек документа. И вдруг первое, что бросается в глаза, это обратная сторона прилипшей к обороту маленькой фотографии, на которой с задней стороны четко читается:
младший лейтенант Жуков И.О
….

Полностью открыв удостоверение личности офицера, читаем:
Жуков Иван Осипович.
Выложив все найденные у летчика личные вещи и документы, и наконец-то установив его имя, навалилась страшная усталость. Сказались шестидневные физические нагрузки и большое моральное напряжение последнего дня. Ведь, если в этот день мы не смогли бы поднять тело пилота, то наша экспедиция продлилась бы еще несколько дней. Последние метры на болоте перед лагерем, когда мы выносили с места раскопа найденные вещи пилота, его парашют и самого летчика казались самыми тяжелыми.
Несколько раз курсанты Пушкинского военного института радиоэлектроники космических войск, которые выносили тело пилота, менялись по очереди, так как, проходя растоптанное нами болото, под тяжестью груза сами неоднократно погружались в болотный мох почти по пояс. Последние ребята, вышли к лагерю, уже тогда когда стемнело, все мокрые на сквозь от пота и болотной грязи…
Разбирая личные вещи и документы погибшего летчика, мы обнаружили, что в противогазной сумке лежало три письма.
На двух конвертах не было указано адресата получателя. А одно было адресовано самому Ивану Осиповичу.
Это письмо было датировано 14 июля 1941 года:
«…Добрый день или вечер. Здравствуй милый Ваня. Шлю тебе сердечный привет и желаю тебе успеха в твоей молодой жизни…». Далее в письме, писавшая его девушка делится новостями, что ездила работать, рыть окопы под Лугу, что постоянно общается с его родителями, что высылает Ивану свою фотографию и просит сразу же сообщить телеграммой о том, что он получил письмо и знать самой, что он – цел. Заканчивается письмо милыми словами: «…Целую крепко, крепко. Твоя верная Вера…»
.
Узнав имя писавшей письмо девушки, мы вспомнили, что среди документов погибшего летчика была обнаружена интересная бумага, которая на первый взгляд ни имела ни какого отношения к погибшему.
На ней были записаны фамилии, имена и адрес одной из ленинградских семей:
«… — Кочетыгов Иван Андреевич, 1900 г.р., уроженец Рязанская область Захаровский район село Погореловка. Русский. Рабочий. Место работы: Ленпогруз № 5 (Гаванская д.96). Место жительства: г. Ленинград, Заозерная улица д.6 кв.131. В Ленинграде с 1915 года. Был членом партии с 1917 по 1920, выбыл автоматически. Родных за границей нет. Избирательных прав не лишался. Кочетыгова Надежда Степановна, 1902 г.р., домохозяйка. Живет в Ленинграде с 1921 года. Кочетыгова Вера Ивановна, 1923 г.р., в Ленинграде с 1924 года. С 1931 по 1940 училась в средней школе Московского района. Член ВЛКСМ с 1938 года. Работает парикмахером по пр. Майорова…».
Вспомнив данные, указанные в архивной справке Центрального военно-морского архива, в которой у Ивана Осиповича Жукова была указана жена «…Кочеткова Н.И., проживающая по адресу: город Ленинград, улица Заозерная, д. 6, кв. 128…» все стало ясно.
Во-первых, писарь, записывая в журнал безвозвратных потерь данные семьи Жукова ошибся в фамилии и инициалах жены: не Кочеткова Н.И., а Кочетыгова В.И.
Во-вторых, мы поняли что у нас в руках письмо жены погибшего летчика. Скорее всего, семьи Кочетыговых и Жуковых жили рядом, в одном доме.

Другие письма, которые были запечатаны в конверты без указания адресатов, оказались не отправленными письмами маме и жене:
«…Привет из Купли. Здравствуй Мама, спешу сообщить, что я жив и здоров… Мама, обо мне не беспокойся и не плачь и не сердись, что редко пишу письма. Потому что нет времени… Как живет Коля, Зина и папа… Передай привет Вере и ее родителям, и Коли, Зине, Папе и всем остальным родным. Затем, до свидания. Твой сын Ваня…»
.
«…Привет из Купли. Здравствуй Верочка. Спешу сообщить тебе, что письмо твое с фотокарточкой получил… Так что напишу тебе коротко, потому что я тебя люблю. Верочка обо мне не беспокойся, я еще жив и здоров – подробности расскажу устно. Верочка не сердись за некрасивый почерк, пишу перед вылетом, очень спешу. Затем до свидания. Твой муж Ваня. Целую тебя много, много раз…».
Письма, не дошедшие до адресатов. Они пролежали под пятиметровым слоем торфа, глины и песка все 65 лет. Они лежали с останками погибшего автора в противогазной сумке, наспех запиханные туда перед последним боевым вылетом. Вылетая на задания Иван Осипович верил, что по возвращению из полета сможет их отправить по адресам. Эти письма, можно назвать посланиями нам сейчас живущим, от тех людей, кто жил в то далекое время. От тех, кто отдал самое дорогое, что было в жизни – саму ЖИЗНЬ. Они любили жизнь, любили своих родителей, сестер и братьев, любили жен и детей. Но больше всего они любили Родину…
