Последние дни войны

Воспоминания участников битвы за Берлин

На Берлин

С каким нетерпением мы ожидали начала  этого конца! Каждый, от бойца до генерала, хотел скорее дойти, первым ворваться. Это было единое стремление, единый порыв. Каждое подразделение, каждая часть стремилось первыми водрузить флаг на здании рейхстага. И это время настало, этот день пришёл. Ещё до рассвета гул тысяч орудий возвестил о начале сражения.

Выстрелы орудий превратились в непрерывный  гул, вспышки от них—в сплошное зарево.

Казалось, зажглось небо.

А потом по освещённому прожектора­ми пути пошли танки, сопровождая пехоту. Вот они, так долго ожидаемое, началось! Это первый эшелон наших войск взламывал оборону противника.
Грохот орудий не смолкал, а разрывы отодвигались всё дальше и дальше, расчищая путь пехоте и танкам.

Наши танки ещё не была введены в бой, им предстояло развить успех пехоты  к танков первого эшелона.

Сотен стальных броненосцев стояли в ожидании сигнала. Всё было готово: механик сидел у рычагов в готовности нажать кнопку стартера, в башне командир  танка и заряжающий готовы были вести огонь. Это были опытные танкисты-гвардейцы генерал-полковника Бог­данова.

Более двух тысяч километров отделяло  наши войска от родной Москвы. Но этот путь до родной столицы, родной  Москвы, путь к родным домам, лежал через восьмидесятикилометровой путь — через путь победы. Вот почему так много было связано с этими последними  километрами, вот почему с таким нетерпением ожидали сигнала «вперёд». И этот сигнал пришёл.

Сотни машин, лязгая гусеницами, двинулись вперёд. Немцы стремились задержать наше наступление. Они бросали  в бой всё, что смогли собрать. Всё перемешалось: регулярные войска, фолькештурм, полицейские части, пожарники . Не помогли и эсэсовцы. Ничто не могло продлить авантюру Гитлера и предотвратить завершение катастрофы. Трудно было сдержать наступательный порыв советских воинов . Наши славные танкисты всё с большей злостью посылали свои снаряды в цель, взламывая одно за другим оборонительные рубежи, упорно продвигаясь вперёд. Двадцатого апреля соединение подошло к Штраусбергскому узлу. Это были заранее подготовленные немцами позиции, опирающиеся на естественные препятствия. Они прикрывали  ближайшие подступы к Берлину. Соединение по приказу командарма обходило этот узел с севера, имея задачу выйти в тыл укреплённым позициям.

Около шеста часов понадобилось, чтобы выполнить сложный манёвр. Манёвр совершался по лесному массиву, через заграждения и по бездорожью .

Мне вспомнились бои под Москвой, маленький отряд добровольцев, с которым  предстояло выполнить задание в тылу у врага, весь сложный путь войны от Москвы до Берлина, почти четыре года борьбы, более двух тысяч километров  боевого пути, и вот — близок конец.

Справа виллы предместья не один раз проклятого города; в лесу сосредоточе­ны наши части, а в руках радиограмма с приказом — наступать на северо- восточную окраину Берлина.

Бесконечные вереницы самолётов шли над нами. Лётчики щедро сбрасывали  бомбы на этот распластавшийся, ещё более серый от дыма и копоти город.

А там, на окраине леса, артиллеристы готовили свой первый выстрел по Берлину . Пора двигать танки. И они пошли в атаку. Вся злоба вылилась в этой атаке, и ничто не могло не только остановить , но и задержать наш порыв. В двадцать один тридцать танки полковника  Павлушко и мотопехота полковника  Охмана уже вели бои на окраинах  Берлина.

Я стоял взволнованный у рации и торопил радиста передать донесение командарму о выполнении приказа.

А. ШЕВЧЕНКО, Герой Советского Союза.

По Берлину—огонь!

Но настроения дождь не портил. Мы шагали но чавкающей грязи, утопая в ней сапогами по самые голенища, а в душе пело, горячая, бурная радость рва­лась наружу.

— На Берлин! На Берлин! Осталось совсем немного! Ещё чуть-чуть!

В шесть часов вечера весь дивизион майора Андриенко в полном составе подъехал к пригороду Берлина—Вейсензее.

Быстро заняли огневую позицию. Про­тивник поливал нас ружейно-пулемёт­ным и артиллерийским огнём. Мы нетерпеливо, жадно ждали команды.

— По Берлину — огонь!

Более сотен миномётов выстрелило разом.

Надолго, на всю жизнь запомнился мне, тогда командиру миномётного пол­ка, этот первый залп по Берлину.

Мы вели потом бои в самом городе, отвоёвывая  кварталы, улицы и дома, посылая губительный огонь своих миномётов на позиции вражеской обороны, но первый залп из тяжёлых миномётов, первый грозный стук в ворота побеждён­ной вражеской столицы: «Мы здесь! Открывайте!» — остался самым ярким воспоминанием тех дней.

Это было двадцать первого, а уже двадцать второго апреля наш полк вёл бои на улицах Берлина, поддерживая основные части пехоты.

Люди в эти дни перерождались на глазах. Всё мелкое, будничное, личное отошло куда-то на задний план. Все лучшее качества наших бойцов — стремление к победе, отвага, сила воли, военная смекалка и презрение к смерти -сейчас удесятерились, объедини­лись в общем неудержимом наступа­тельном порыве.

Было у меня в полку двое молодых бойцов — Тюрин н Муравьёв. Я помню их ещё в дни Орловско-Курской опера­ции, — тогда они впервые пришли в наш полк. Они были разные, эти ребята. Полный дерзкой отваги, отчаянный и недисциплинированный Тюрин, рисковавший часто там и тогда, где и когда этого даже не требовалось, и осто­рожный подчас слишком осторожный Муравьёв.

Я помню обоих в дни берлинских боёв. Это были уже не орлята, а на­стоящие орлы. Закалённые в прошедших боях, окрылённые веянием близкой победы, торжества справедливого возмез­дия, они бились на славу.

Пехотная часть, которую мы поддер­живали своим огнём, первая из кор­пуса ворвалась в Берлин. При подходе к Штеттинскому вокзалу была высокая церковь, которая, как и вся местность вокруг, прекрасно просматривалась с сооружённого в парке вражеского пункта ПВО. На этой церкви надо было водрузить победное знамя нашего соеди­нения в знак овладения нами важным районом.

Первыми вызвались на это опасное и почётнее задание Тюрин и Муравьёв, и спустя некоторое время над высокой церковью развевался советский красный флаг.

Вражеские наблюдатели тотчас же заметили смельчаков. Немецкие батареи открыли огонь, и оба бойца были ранены, Тюрин — тяжело. Уже раненные, они всё-таки закрепили знамя и только тогда спустились вниз.

Бои на улицах города, борьба за переулки, дома, лестничные клетки, стрельба из окопов, чердаков и подвалов. Гибель товарищей уже здесь, на берлин­ских улицах, за несколько дней до конца войны, грохот и скрежет танков, куски белых простыней, прикреплённые к балконным решёткам. Гнев и радость, боль и торжество одновременно — как обо всём этом расскажешь?! Как передашь то чувство, которое переполни­ло наши сердца в миг короткой, резкой, заглушившей все остальные звуки вой­ны команды:

— Внимание! По логову фашизма — Берлину — огонь!

И. РЫЖКОВ, Герой Советского Союза.

За важный объект

Продвигаясь с боями, мой батальон с северо-запада вплотную подошёл к важному в тактическом отношении объекту — военно-воздушной акаде­мии.

Академия имела форму замкнутого четырёхугольника. Неширокая улица отделяла этот четырехугольник от иду­щего параллельно ей длинного казарменного здания — пятого корпуса акаде­мии. За зданием было озеро.

Нам было приказано взять академию и форсировать близлежащее озеро. В результате этой операции, наши части получали возможность вырваться к цен­тру Берлина и выйти в тыл частям противника, обороняющим окраины го­рода.

Под корпусами академии, внутри, на всём их протяжении были расположены сплошные, соединённые между со­бой, подвалы. Здесь засели гитлеровцы: регулярные войска и фольксштурмисты.

Против одного нашего атакующего батальона выступала большая сила. До двух тысяч человек и тысячи две авто­машин противника скопилось на не­большой площади за академией. Из окон подвалов и чердаков в нас летели способные пробивать толстые каменные стены фаустпатроны. Одолеть против­ника можно было только неожиданным манёвром.

Я оставил одну роту на достигнутом рубеже, во дворе академии; остальные две роты были брошены в обход против­ника: одна— вправо, другая — влево.

Небо серело. В воздухе обозначились неясные очертания предметов — насту­пал рассвет. К утру обе роты вышли в тыл немцам. Оставшаяся рота наступа­ла с фронта. Быстро организовали взаимодействие между тремя наступаю­щими ротами. Ударили одновременно с трех сторон.

Враг ожидал наступления с фронта. Неожиданный манёвр застал немцев в врасплох. Это решило успех атаки. Еще один корпус академии был занят. Противник (особенно фольксштурмисты) по­степенно отступал и бросился в озеро, стремясь выбраться на тот берег. Многие сдавались в плен.

Оставшиеся два наиболее устойчивых корпуса мы штурмовали с особенным упорством и яростью. Борьба шла за каждую комнату, каждую ступеньку лестницы. Немцев «выкуривали» из подвалов. Наши сапёры прорубали дыры в полах комнат нижнего этажа и броса­ли туда гранаты и взрывчатые веще­ства.

— Уничтожение крыс,— смеялась бойцы.

«Крысы», в свою очередь, тоже не зевали. Они также приносили нам не­мало неприятных сюрпризов. Бывало, бросит сапёр в такую вот дыру на полу связку тола, через некоторое время подойдёт, прислушается: тихо всё. И вдруг из чёрной пустоты вверх летит граната, сопровождаемая злорадной не­мецкой руганью.

К полудню мы выслали к немцам двух парламентёров с требованием сдаться. Немцы оставили их у себя. Бой продолжался. Через некоторое время вызвался идти парламентёром ещё один смельчак. Опять безуспешно. Около тысячи кур­сантов — моряков и лётчиков — и фольксштурмистов не хотели сдаваться одному батальону.

А наши люди бились поистине герои­чески. Весь день и всю ночь без пере­рыва. На следующее утро все корпуса военно-воздушной академии были в наших руках.

И. ТЕНИЩЕВ, Герой Советского Союза.

Незабываемые дни

К тому времени перед нами была уже не та до зубов вооружённая, защищён­ная стальной броней военная сила, с ко­торой пришлось встретиться Советской Армии в начале войны. Шёл уже не тысяча девятьсот сорок первый, а ты­сяча девятьсот сорок пятый год. Мощь и ресурсы врага были заметно потрёпа­ны и исчерпаны. Самолётов-бомбардировщиков у немцев не хватало, и роль бомбардировщиков стали выполнять истребители.

В треугольнике Кюстрин — Франк­фурт — на-Одере — Фюрстенвальд немец­кие истребители «Fw-190» ежедневно по утрам группами в шесть-восемь самолётов производили налёты и бомби­ли наши переправы через Одер.

Двадцать первого апреля я со своим напарником, младшим лейтенантом Бугаевым, вылетел на «свободную охо­ту». Перехватить одну из таких групп вражеских самолётов на подходе к переправе — вот наша задача! Подошли к району переправ. Здесь была сильная охрана наших истребителей.

Мы двинулись навстречу противнику и зашли на его территорию на три­дцать-сорок километров.

Ждать встречи долго не пришлось. Севернее Фюрстенвальда я заметил иду­щую фронтом группу немецких истребителей. Насчитал восемь штук. Силы не­равные, но немецкие машины нагружены бомбами и следовательно, тяжелее и неповоротливее нас.

— Приготовиться к атаке! — пере­дал я по радио приказ своему ведомому.

Я зашёл сзади сверху, со стороны солнца, и, использовав преимущества своего положения (видя немцев, я сам для них оставался невидимым) атаковал ведущего и сбил его.

Остальные самолёты, заметив опас­ность, стали беспорядочно сбрасывать бомбы над своей же территорией. Вот это-то нам и надо было!

Немцы скоро оправились от растерян­ности, опомнились, поняли, что нас ­только двое, и ввязались в бой.

Я использовал скорость, которую при­обрёл на пикировании, и, резко взмыв вверх, атаковал снова вражескую машину. В следующий же миг она, объятая пламенем, рухнула вниз.

Бугаев во всё время боя надёжно прикрывал меня, а когда я устремился в преследование за отходящим противником, не выдержал. Получив по радио моё разрешение атаковать и сбить немца, он тут же выполнил это точно и красиво.

Двадцать восьмого апреля, когда Берлин был уже полностью окружён, наш полк перелетел на один из близле­жащих аэродромов возле Берлина, а двадцать девятого к одиннадцати часам утра, после занятия наземными вой­сками аэродрома Темпльгоф, мы в пол­ном составе сели на прекрасно оборудо­ванный, с широким зелёным взлётным полем, замкнутым кругом бетонирован­ной рулёжной дороги, с огромными за­стеклёнными ангарами, центральный берлинский аэродром. Что за настроение было у нас! Какие чувства — радостные, гордые! Мы в логове ненавистного побеждённого врага, мы вылетаем на бой с ним с его же собственного аэродрома! Мы жали друг другу руки, поздравляли с победой. Лица моих товарищей светились сча­стьем. Это был незабываемый день!

Но нас ещё ждали бои.

Немцы, потеряв аэродром, приспосо­били в качестве взлётной площадки одну из главных берлинских улиц, проходя­щую через весь город. Улица вела прямо к рейхстагу. Задание было дано точное и строгое: разбить эту дорогу, штурмовать рейхс­таг!

Штурмовиков повёл мой друг капитан Оганесов.

Он вылетел с группой в составе шести истребителей и восьми штурмовиков, пролетел над рейхстагом, обстрелял его и площадь с пикирования пу­шечно-пулемётным огнём. За ним рину­лись штурмовики, и Оганесов стал при­крывать их действия. В воздухе наши самолёты не встретили противодействия. Зато очень мешал огонь немецких зе­нитных батарей.

Больше довольствоваться ролью со­провождающего, прикрывающего боевые штурмовики, Оганесов не мог. Он сам принял активное участие в штурмовке. Истребитель не защищён такой противозенитной броней, как штурмовик.
В первые же минуты боя Оганесову перебили в машине руль управления. Советский лётчик на чудом державшем­ся в воздухе самолёте всё-таки добрался сам и довёл обратно до аэродрома все самолёты своей группы.

Воздушные бои за Берлин продолжа­лись...

Л. РЫЖИЙ, Герой Советского Союза.