Всеволод Багрицкий

Это был 1973 год. Я его хорошо запомнил. Мой брат Валера вернулся из армии и мы пошли в лес, в «Долину смерти». Пройдя по «северной» через болото «Замошский мох», перешли, разлившуюся после таяния снегов, реку Глушица. Затем повернули по просеке вправо вышли на узкоколейку Второй Ударной армии. Вернее на то, что от нее осталось. Насыпь местами была видна, еще сохранились остатки шпал из пиленых деревьев.

Мы шли по этой еще не заросшей деревьями, выпиленной в 1942 году просеки, вчетвером: Валера, я, Игнашин Саша и Гринцевич Борис. С ним мы познакомились недавно. Он приехал в Новгород из Белоруссии с семьей, жил в общежитии и работал на Электровакуумном заводе. С Игнашиным, он был старше нас, мы росли вместе, жили еще в Спасской Полисти на железнодорожной станции. Затем почти вместе переехали в Новгород, его родители тоже, как и наши работали на железной дороге.

Сейчас весна. Природа только проснулась от зимней спячки. В лесу красиво, нет ни травы, ни листвы и видно далеко кругом. Вдоль узкоколейки торчат из земли колеса телег, валяются пустые сейфы, банки из-под патронов, каски и просто разного вида железяки. Перейдя, залитую талой водой низину, вышли на высоту. Здесь железа было больше. В стороне у бывшей военной дороги стояло несколько остовов машин. На пробитых множеством пуль и осколков, кабинах еще видна краска. Пройдя немного, увидел, торчащие из-под прелой листвы, стволы винтовок Мосина. Вытаскивая их, складывал на поваленное дерево. Получился хороший арсенал, тут и СВТ и три Маузера, несколько наших карабинов. На многих еще остались фрагменты деревянных прикладов. В стороне у большой ели торчит человеческий череп. Подойдя ближе, увидел и сапоги. Очистив их от прелой листвы, вытащил. В сапогах кости. Руками начал сгребать листву. Вот и берцовые, тазовые, ремень с простой офицерской пряжкой, кобура от Нагана с шомполом и пачкой патронов в клапане кобуры. На ребрах остатки материи карманов. В них пустой медальон, карандаши. По всей видимости, офицер сидел, прислонившись к дереву. Голова потом откатилась к ногам. Откопав руки, нашел и «Наган». В барабане было два целых патрона и пустые гильзы. До меня только сейчас дошло то, что произошло. Взяв череп в руки, увидел в правой стороне дырку от пули. Видно не выдержали у человека нервы, от этого кошмара. Сложив останки под ель, мы присыпали их землей, бугорок обложили касками, их тут не счесть. Молча, покурили и пошли дальше.

На перекрестке просек свернули вправо. Невдалеке работали лесорубы. В лесу, за делянкой, слышны работающие бензопилы. Пройдя немного, подошли к вагончику лесорубов. Здесь стояла бочка с соляркой и лежала гора прикладов от различного стрелкового оружия. Наверное, лесорубы нашли оружие здесь же.

Мы повернули обратно к перекрестку просек и, перейдя его, увидели еще более жуткую картину. Слева от просеки во время войны находился медсанбат. Еще сохранились сколоченные из тонкомера нары, на них лежали останки солдат. Некоторые, эти деревянные ложе обвалились и кости торчали из-под листвы. Рядом валялись тазы, медицинская утварь, бочки, приспособленные под печки. Пройдя по этому медсанбату, пошли на юго-запад, Валера предложил выйти к реке Кересть. Но пройдя с полтора километра, поняли, что по времени не успеваем, далеко.

Перейдя еще одну просеку, вышли на большую поляну. На южном краю ее в ряд стояли четыре «Эмки». Здесь мы перекусили. У Бориса был фотоаппарат. Сфотографировались у машин. «Где то здесь могила Всеволода Багрицкого. Да вряд ли мы ее найдем», — сказал Валера. Мы повернули на юг. Там впереди тоже были слышны работающие пилы и рычали «трелёвочники». На заросшем ольшаником, перелеске лежали обломки ИЛ-2. Остатки крыльев, бронекорпус, две пушки. Борис их тоже сфотографировал. В стороне, у зарастающей молодыми деревьями, военной дороги, целое кладбище машин, подойдя к лежащей на боку, полуторке, увидел, торчащие из под листвы, гранаты РГД. Их был целый кузов. Поковырявшись в гранатах, еще не потерявших свой зеленоватый цвет, пошли дальше.

Перейдя через кустарник, на опушке леса увидели деревянный обелиск. Сейчас я не помню, как точно он выглядел, но на фанерной таблички значилось, что это могила Багрицкого. Так вот где его отец нашел. Мы постояли и пошли дальше. Через минут сорок вышли на еще одну высоту. Здесь тоже было много машин. Колеса, ящики, железные кровати и опять сейфы.

Уже вечерело. Выбрав место посуше, начали готовиться ко сну. Наломали лапника. Натаскали дров. Рядом валялась катушка из под немецкого кабеля, ее приспособили как стол. Выложив из рюкзаков не хитрый скарб, сварили борщ из, купленного в магазине, полуфабриката в стеклянной банке. Мне тогда нравились супы из пакетов, частик или килька в томате, щи, борщи в стеклянной таре. Спали, где настанет ночь, ворочаясь от холода у тлеющего костра, свернувшись калачиком и натягивая во сне на голову фуфайку. Но было интересно ходить по лесам и болотам родного края, заглядывая во все его уголки. Голодным возвращаться домой и радоваться теплу домашнего уюта. Утром вставать идти учиться или работать, с гудящим от усталости телом и зарекаться, в ближайшее время больше не ходить в лес. Но уже на следующий день мечтать о не скором выходном, ведь так долго тянется неделя.

Когда все было приготовлено, поужинали. Усталость сняли, взятой с собой, водкой, которая стоила тогда 3 рубля 62 копейки. Какой сон. От выпитого спиртного, от блаженства природы, потянуло на разговоры. О войне и о поиске говорили долго. Тут же у костра на приготовленных перинах из еловых лап и уснули. Высыпались за час, два. И как только начинало светать были уже на ногах. Пройдя по высоте и поковырявшись в грудах разного металла, пошли дальше. Река Глушица не далеко. Прошли немецкий лагерь. Стоят кухни, два разбитых мотоцикла, несколько пустых сейфов, каски. Повернув на север, вышли на узкоколейку — там, где и начинали вчера по ней движение. Сейчас повернули на восток к реке. И вот мы на Глушице. Там где узкоколейка ее пересекает. Впереди «горельник» — в том году была засуха, и большая часть болота выгорела. Здесь Боря, нашел сейф с документами, когда их от завода отправляли тушить пожар. Сейф он отдал в военкомат. Тогда он не знал еще нашего отца, с ним он познакомился осенью, а это происходило в июле. Сейчас об утрате документов он очень жалел, так как такие вещи, попадая в государственные учреждения, по непонятным причинам, исчезают.

Мы стояли на этой водной границе и смотрели на далеко выжженное поле. Кое-где торчали, пережившие войну и пожар, обрубки сосен, пробитые множеством осколков и пуль. По бревнам перешли реку. Настильная дорога, которая шла параллельно узкоколейке, сохранилась. Бревна дороги, связанные проволокой, огонь не тронул. Сгорел только верхний слой мха. По ним прошли с километр. Здесь начинался сплошной горельник и на выжженной земле лежали лопнутые под огнем, корпуса немецких противотанковых мин, местами кучи разорванных патронов, минометных ящиков. Один мой знакомый в то время тоже ходил по этому «горельнику», но ближе к Мосткам. Так он говорил, что там вся земля покрыта белым пеплом от сожженных человеческих костей.

Мы перешли «горелое» и вышли к «северной» дороге, там где узкоколейка Второй Ударной делала изгиб и шла рядом с дорогой. Выйдя к реке Полисть, пройдя очередной немецкий лагерь, остановились на ночлег. Из запасов остался брикет горохового супа, пакет с вермишелевым супом и четверть буханки хлеба.

Вокруг полно сморчков. Набрав их, отварили и смешали с супами. Получилось не понятно что, но выбирать не пришлось. Поужинав, легли спать.

На следующий день занимались поиском у реки. Нашли несколько убитых и всякую военную амуницию. Во второй половине дня поспешили на автобус. Пять километров до Мясного Бора шли лесом, обходя заболоченные места. Под конец пути, я еле поспевал за своими старшими друзьями. Глотал слюну, мечтая о домашней еде.

Так закончился один из многих походов того времени. К сожалению, память стирает большую часть эпизодов жизни, но самое важное и интересное остается.