Сержант Степанчук - живой свидетель страшной войны.

 

Так называли Колю Степанчука на родной Житомирщине.

— Бегаешь, як скаженный, — говорили односельчане шустрому пареньку. Он недоедал, но спортом занимался всегда. Признаётся, что ходить и плавать научился почти одновременно. Рядом с семьёй Степанчуков жили несколько немецких семей и, как это нередко бывает, игравшие в футбол ребятишки разговаривали одновременно на двух языках. Так что к окончанию школы Николай Степанчук мог без проблем изъясняться на немецком. Это и спасло позднее ему жизнь.

Аттестат об окончании средней школы он получил в 1940 году. Учителя советовали поступать в институт иностранных языков. Но стать студентом ему так и не пришлось: Николай получил повестку из районного военкомата. Служить распределили в Белоруссию. Вскоре ему присвоили звание сержанта и он стал командиром отделения 152-го артполка.

— В артиллеристы кого попало не берут, — говорит Николай Савельевич. — Здесь грамота нужна, знание математики.

21 июня 1941-го в их артполку выступал Краснознамённый Ансамбль песни и пляски, которому чуть позже присвоят имя А.В. Александрова. Каждое выступление артистов бойцы встречали на бис, и командование упросило коллектив выступить перед бойцами ещё раз на следующий день. Специально сделанные для этого случая сцена и скамейки для зрителей так и остались неразобранными. Старший сержант Степанчук в ту ночь был наблюдателем.

Под утро услышал сильные взрывы — немцы бомбили наш аэродром. Так в его жизнь и ворвалась война.

Боевое крещение старший сержант  Степанчук принял недалеко от советско-польской границы. Пять дней бои шли, не переставая, потом немцы пустили танки в обход...

ШАГ ДО СМЕРТИ

— Мы попали в окружение, кольцо сомкнулось до самого Минска, — вспоминает Николай Савельевич. — Началось отступление. Раненному в ногу старшему сержанту Степанчуку пришлось переплывать речку. Грёб одной рукой, в другой — поднятый над водой автомат. — Вышел бы на берег без оружия, — сразу же попал в штрафбат.

А потом были бои за Смоленск, где он получил тяжёлую контузию. Разорвавшаяся рядом авиабомба почти похоронила его заживо. Над землёй осталась лишь кисть левой руки.

— Хорошо, что быстро откопали ребята, — вздыхает Николай Степанчук. — А то бы просто задохнулся.

Зимой 41-го он защищал Москву. Получил ранение, и его на повозке с бочкой для перевозки горючего отправили в тыл. По пути телегу начал догонять немецкий  танк. Возница из всех сил хлестал кнутом лошадь, повозку мотало из стороны в сторону. Степанчук выпал с брички в колючий снег. Крича, полз за повозкой, пока не потерял сознание. Пришел в себя  от собачьего лая. Перед глазами — начищенные  немецкие сапоги.

— Вставай, — сказал ему фриц.

— Я ранен, — ответил Николай на немецком языке.

— Добей его, — услышал он голос другого фашиста.

— Он говорит по-немецки.

Это и спасло ему жизнь. Немцы удивились, что чуть живой русский сержант сносно разговаривает на их  родном языке. Мимо как раз гнали колонну русских военнопленных. Раненого Степанчука бросили на телегу к другим раненым красноармейцам.

 

 

— Я весил меньше сорока килограммов, — вспоминает Николай Савельевич. — Вокруг такие же, как и я — кожа да кости. Если упал, то всё, конец. Добивали тут же выстрелом или штыком, особо не церемонясь.

Когда заключённых посылали разгружать эшелоны с продовольствием, был праздник. Горсть чечевицы или гороха, спрятанная под рубашкой и тайком поджаренная в бараке на буржуйке, спасала от голодной смерти.

— У нас был один надзиратель — настоящий зверь, — вспоминает Николай Савельевич.

— Избивал пленных без всякого повода. Мог пробить голову только за то, что человек не вовремя попался ему на глаза.

Степанчук рискнул обратится к пожилому немцу, машинисту  поезда. Тот сделал вид, что не заметил надзирателя под колёсами. После этого его избивали и допрашивали целый месяц.

— Я уже с жизнью простился, но машинист тот человеком оказался — не выдал, — вытирает слёзы Николай Степанчук.

Весь плен старший сержант ходил по лезвию ножа. Под своими нарами прятал шестнадцать партбилетов пленных красноармейцев. Спас их от верной смерти, ведь комиссаров и коммунистов расстреливали в первую очередь.

С тремя товарищами поневоле в июле 1944-го он решился на побег. В холодных водах Рейна чудом остался жив. Выполз на берег из последних сил. Так он оказался у союзников. Через несколько часов с ним беседовал майор американской армии.

— Они предлагали мне заключить контракт и уехать в Соединенные штаты, — говорит Николай Степанчук. — Обещали помочь с поступлением в институт. Говорили, что в Америке я буду человеком, а на Родине меня ждет смерть в сталинских лагерях.

Старший сержант Степанчук отказался. И вновь попал под проверку. Теперь его трясли сотрудники НКВД. Спасли комсомольца Степанчука свидетельские показания пленных красноармейцев. Они подтвердили историю с партбилетами и то, что Степанчук уничтожил под колёсами нелюдя-надзирателя.

День Победы он встретил в Чехии, в Карпатах. А после Дня Победы отправился к родителям на Дальний Восток, которые переселились в Амурскую область перед самым началом войны.

Ужасы плена не прошли бесследно. Ветерану определили первую группу инвалидности.

— На спине живого места нет, — говорит Николай Савельевич. — Но я всё равно со слезами крутил «солнышко» на турнике, занимался спортом. Без него бы не выжил.

Много лет он прожил в районном центре Серышево. Здесь же нашёл свою судьбу. Ею стала учительница химии Людмила Ивановна. Вместе супруги прожили 65 лет, вырастили двоих детей, пятерых внуков. Николай Савельевич получил высшее образование и много лет отдал самой мирной профессии — строителя.

Сегодня его мечта — дожить до следущего дня Великой Победы и поднять фронтовую чарку за друзей-однополчан.