А с кем он был тогда?

Изучая события того страшного сорок второго мы знаем, что зима была крайне сурова, а весна ранней. Знаем и то, что посланная в прорыв армия была экипирована по-зимнему. Задача стояла пробиться по замерзшим болотам к Любани и дальше к умирающему от голода Ленинграду. 

Оказавшаяся в котле армия, не дошедшей даже до Любани была вынуждена встречать весну и лето на болотах, имея сотни тысяч солдат в шапках и валенках в оттаявших болотах и весенних разливах, с такими как сегодня и ещё круче морозами по ночам. Господствующая в небе немецкая авиация молниеносно реагировала на любой сигнал жизни в здешних местах. Был строжайший запрет на разведение любого огня, а по законам военного времени, за неподчинение расстрел на месте. Скудный паёк, меньше чем в блокадном Ленинграде, нехватка патронов, снарядов, горючего и всего того что необходимо не только для войны, но и для минимального выживания.

— Ну что  поисковички ? Заиндевели? Подбегая к костру и выставляя к пламени с растопыренными пальцами ладони, поёживаясь, появился из-за палаток  Григорьевич . А им, думаете теплее было? В яблочко по теме,  будь-то  присутствовал до этого у костра, вписался в разговор.

— Что носы повесили, к костру прижались?  Я  вообще не понимаю как здесь, воевать возможно было. Я вон по ночи всё что было, на себя натянул и то зуб на зуб не попадает, поссать терпел пока глаза из орбит не поперли. Из спальника вскакивал с криком – Растудыть твою мать, его в карусель. Так ведь — палатка, спальник, одежда сухая, сытый и то от костра хрен отгонишь. Николай оглядел присутствующих, затем кинув взгляд на палатки:

— А  Михалыч  где? Нечто  дрыхнет  в такой  дубак ?

— Поспишь тут с вами. Раздалось из палатки. – Раскудахтались как девицы на  выданье , то не так, да это не эдак. Днем им жарко, ночью холодно.  Михалыч  вылез из палатки, и потирая плечи подошел к костру.

-  Да-а-а , на распев произнес он, — не жарит,  фуфайчонка  не помешала бы, а то душу видно.

«Душу видно» так  Михалыч  говорил, когда при выдохе виден пар.

— Ага, фуфаечку на толстую  маечку , шаровары чтоб в начес, да бутылочку под нос. Стихами отозвался  Григорич  на мечтания  Михалыча .

— Этак ты на «Ганса» будешь больше походить, чем на русского Ваньку.  А ты, как им пришлось, попробуй пожить?

— Да уж приходилось и не раз. И снегом заваливало и водицей заливало. Перебивались с Божией помощью.

-  Во–во , и мы за то же самое. Господь с солдатиками здесь рядом был тогда, иначе просто невозможно. Не выжить здесь без божьей помощи. Разве что, был бы тогда  Михалыч  в фуфайке да в штанах с начесом  досталась бы фрицам по полной. Все присутствующие залились смехом, представив худющего  Михалыча  в широких штанах, шароварах с начесом.

— Им и без меня досталось, тоже, поди, Бога молили о снисхождении. Не зря «задницей мира» они эти места прозвали.

Разговоры разговорами, а по существу дела совершенно  не понятно как возможно было в тех условиях не  просто выжить, а ещё и воевать. Какой силой духа?  Верой  какой  нужно  обладать, что бы через это пройти, когда в валенках под дождями в оттаявших болотах, без возможности просушиться, без питания да под постоянным обстрелом. Как не сойти сума, когда рядом умирают от голода и переохлаждения, когда сухая подстилка труп товарища, а вешки, определяющие в болотах дорогу, воткнутые вниз головой мертвые сослуживцы. Когда, за полчаса, от убитой лошади оставались лишь подковы, да грива. Когда помочившись в собственные и без того сырые солдатские стеганки наступали секунды мифического ощущения тепла. С кем был тогда Господь??? А возможно было вообще выстоять здесь без помощи свыше? Без чудес преодоления, явно не человеческих сил и возможностей? Откуда брались и черпались эти не человеческие способности?  Возможно ли такое без веры в Бога?

Когда-то один из атеистов в разговоре о вере в доказательство своего мнения говорил, что солдаты шли в атаку с криком – За Сталина! За Родину! Подчеркивая отдельно, за Советский союз. 

Да дорогой вы мой  атеист, соглашусь. Соглашусь с тем, что не кричали солдатики хватая свинец грудью — За Бога. И превозмогая страх подымались из окопов не с криками — За веру в Христа или Аллаха. И верили они в светлое будущее без войны и смертей для своих детей, матерей и жен, а вот  со Сталиным  или без, в стране Советов или иной республике — государстве — это второй, а то и третий план вопроса. В беседе с ветераном пехотинцем на вопрос что кричали, когда шли в атаку? 

Он  ответил: — Если бы политрук рядом бежал да записывал, то половину солдат к стенке ставить пришлось бы.

А вот перед атакой крестились почти все шепча, спаси и помилуй. И молитвы вспоминали, а то и учили, а будучи ранеными, перед смертью в поголовном большинстве. И глаза, закрывая убитому товарищу шептали: Прими душу Господи раба своего. По началу поиска мы задавались вопросом, что это за маленькие флакончики с водичкой мы при солдатиках наших так часто находим?

Ответ ветеран однажды дал:   — Водичка та — освященная, и у каждого второго была, а у кого не было, раздобыть старался.

А воевать каждый шел за свой родной кусочек земли, на котором родился, и где живут родные, любимые, чтобы враг не пришел туда и не осквернил, не надругался. Много их было, с разных кусочков, со всех которые и составляли Советский союз. И уж конечно не товарищ Сталин спас 16 тысяч вышедших из ада Волховского котла, а вот есть ли его вина в погибших  полумиллиона  солдат в этом котле — это вопрос открытый.

По всему, выходит, был с нашими солдатиками Бог, и вера была, да такая вера, что и слов не смогу подобрать. Каждый день их пребывания в этих местах только с чем-то свыше возможен был. А сомневающимся, ответ и совет прост, как говорят два в одном флаконе:

— По весне валенки, шапку,  фуфайченку  и сюда в болота Новгородские, и без фашистов, и без обстрелов, полагаю, что не ошибусь, недели будет достаточно если не повстречаться с самим, то уверовать в него. Это уж как пить дать.

Через пять часов, после утренних посиделок у костра, мы со Светой обходили ближайшие окрестности  Горевого  ручья, некогда служившие естественным рубежом между воюющими сторонами, где по обе стороны  этой природной разграничительной полосы полегли сотни и сотни солдат с обеих сторон. 

Из  гомоголосия  звуков металлоискателя было сложно определить чего под его катушкой больше, черного или цветного? Звуки некой трелью то уходили в низы, то подымались ввысь, а то, как бы перекликаясь друг с другом, взлетая падали и наоборот, упав, подымались. 

Вдруг динамик выдал четкий и высокий сигнал -  что-то  из цветного и будет в размере больше гильзы. Света остановилась, достала из-за пояса совок, и присев копнула им землю. Вот те  на.  На совке после осыпания земли красовалась немецкая пряжка, на которой вокруг орла, поисковики его называют курицей, немецкой готикой было написано — GOTT MIT UNS (С НАМИ БОГ).

Света передала пряжку мне, я очистил её от местами налипшей земли и ещё раз прочел написанное. Сколько циничной уверенности в себя, веры в некое я и в то, что оно — это их я, выше иного и иных. Попытка преподнести неосознанное умозаключение, как   не подлежащие опровержению. А ведь вышло то по-иному!!! Ухмыльнулся я. И с кем Господь — это уж сегодня мы точно можем  сказать — не с вами он оказался. 

Экспонат хороший — наглядный. И несмотря на многоликое пение прибора, мы пошли дальше. Не стали больше тут землю ворошить, а то ещё и останки пойдут тех самых кто считал что Бог только с ними. А мы считаем, не с вами он тогда был, и не он вас сюда привел, и мы не ради вас сюда приезжаем.

 

АрГиС