Виртуоз щупа

— Да высохнут. День, вон какой удался, красота. Вы тоже Александр Михайлович, кто  на воронку в калошах?

— А это я не на воронке, я в низинке, за воронкой. Ботинки доставал из  затопа , — с некоторой гордостью за свою наблюдательность оправдался  Михалыч . 

И натягивая сапоги, тут же добавил: — Правда оба пусты. Я — в посадки. Гляжу дел в   лагере немного, со мной пойдёшь Ген?

— Конечно пойду,  Михалыч ! Света пока в лагере, и одна до обеда справится, — почти не раздумывая ответил я.

Мы со Светой переглянулись, и   она покачивая головой с неким сожалением, что кто-то должен остаться в лагере:

— Конечно справлюсь. Идите.

— Вот и хорошо. Берем только щупы, «звонок» там бесполезен, — встав с бревна у костра и топая по земле то одной, то другой ногой, как бы проверяя присадку сапог, сказал  Михалыч . И не говоря больше ни слова, пошагал в сторону Северной дороги, на краю которой был разбит лагерь. 

Михалыч  относится к людям, если можно так сказать, не из легкого десятка. По своей сути не шибко разговорчивый, он не обладает в силу своего характера, как модно сегодня стало говорить, коммуникабельностью. С людьми сходится довольно сложно. Имеет свое устоявшееся предубеждение о поиске. Он это называет «настроиться на волну». Уловишь гармонию своего «я» с Долиной — и тогда всё будет, а без этого ничего. Фанат поискового дела, здесь других практически нет. Будучи человеком верующим, утро начинает с молитвы, что свойственно (из тех, кого мы знаем) только ему. Перед выходом на работу только в его отряде чтение молитвы — традиция. Он никого не заставляет, но мы и не помним, что бы кто-то отказался.

Легок  на подъем , вынослив. И по болоту и по лесу быстро ходит. Да, ещё он не любит ждать, поэтому ходить с ним, не зная его особенностей, на большие расстояния тяжело. Может показаться, что он специально убегает вперёд, затем отдыхая, ждет, а когда более медлительный догоняет, он, уже немного передохнув, врубает как говорят, «пятую». Давай, типа, шевели шустрей бедрами, не отставай. За многие годы работы в этих местах он знает их, как свои пять пальцев, и не понимает, как можно здесь заблудиться. На вахтах, он говорит, «я вроде  как сил  набираюсь, отдыхаю от той другой, городской жизни». Но если он с человеком сходится, то это как говорится надолго.

В Долине он уже двадцать лет, пятнадцать из которых — командир поискового отряда города Юрьевец Ивановской области. Уже только за это он с нашей стороны сыскал уважение. Возиться на болотах со школьниками, которых редкую вахту не берет по причине отсутствия средств, при нищенской зарплате руководителя кружка, не каждому это, я скажу, под силу. Хороший он, наш командир  Михалыч . Чуткий и отзывчивый. А что до правил, в отряде им установленных, на то он и командир, посты соблюдает – это дело личное. А кто, как говорят в народе, без тараканов в голове? Я скажу так, своих сначала посчитайте.

Я взяв  саперку  и щуп едва успев переобуться в болотники, бегу за командиром, зная, что он ждать не будет. Мы идем по старой фронтовой дороге, проложенной ещё в сорок втором. Ещё кое-где видны каким то чудом сохранившиеся брёвна – жерди, уложенные поверх болота солдатами Второй Ударной. Такое возможно только здесь, в этой болотистой местности. Видно, кислотность почвы позволяет в этой сырости им лежать вот уже более семидесяти лет.

По этой дороге ездят только гусеничные тягачи, и это они придают ей несколько жутковатый вид. Выдавленные гусеницами глубокие колеи заполнены коричневой торфяной болотной водой, и отполированная днищем тягачей середина, частые озерца воронок то по одну, то по другую сторону и торчащие части искорёженного металла, когда-то бывшей военной техникой – вот она Северная дорога Мясного Бора. Впечатляет, скажу я вам. Северной она названа потому, что построена она была севернее той дороги, которая шла параллельно. Так и назвали, та Южная, а эта Северная.

Михалыч  хоть и идет быстро, но то и дело останавливается — где щупом, а где сапогом проверяет дорожную глину. ГЭТ — машина мощная, и по ходу выворачивает на поверхность многое из того, что было до этого скрыто от глаз человека. Скольких солдат подняли на дороге после того, как гусеницами вывернуло останки — не сосчитать.  Михалыч  каждые пять — десять метров останавливается только для того, что бы указать место, где когда-то был поднят его отрядом солдат. Рассказывает, как и в каких условиях приходилось работать.

Пройдя триста метров, мы поворачиваем влево. Дальше — болотным лесом. Хорошо с человеком, знающим местность. Я вспоминаю, как примерно здесь же, приняв несколько правее, мы залезли со Светой в топь. А он, как бы читая мои мысли, показывая вправо, объясняет, что в той стороне работать можно только летом — низина, весной воды много. Мы переходим несколько ручейков, по обустроенным поисковиками переходам из жердей, их тоже надо знать, и оказываемся в сосновых посадках.

Сосновые посадки. Вообще отдельная тема. Эти сосны посадили на местах бывших боев — на пространстве, усеянном человеческими телами, трактора плугом среди костей  сделали борозды, и в них воткнули саженцы .  «Память» потомков о защитниках Родины. Здесь под корнями каждой сосны не один, а местами, и не два бойца. Это здесь в прямом, а не в переносном смысле, солдаты кровью и плотью вскормили эти сосны, и по сей день держат их своими руками. Это только здесь из-за мягкости торфяного грунта упавшая сосна подымает скелет солдата, крепко оплетенного корнями. Как бы выполняя работу поисковиков, природа сама поднимает солдатиков.

За время работы поисковых отрядов, которые потрудились в посадках на   славу, всё железо, как говорят поисковики, выбито. Взяв в руки металлоискатель, было легко определить место, нахождение железа — а это и кружки, ложки, гвозди солдатских ботинок, ножи, бритвы, пряжки. Они позволяли ускорить обнаружение солдата и  провести  его подъем.

Конечно, было огромное количество и осколков, и разного железного хлама, не относящегося непосредственно к солдатам, но работающие на славу поисковики, как я уже сказал, своё дело сделали. Сегодня в посадках металлоискатель, или, как его еще называют поисковики, «звонок», редкий раз пискнет.

Михалыч  говорит о необходимости новых технологий поиска или более мощных приборов, способных определять не только на двадцать сантиметров. А пока их нет, снова остается только одно: щуп и интуиция. В то, что в самих посадках по сей день, несмотря на огромное количество уже поднятых, лежат еще солдатики, — никто не сомневается. Лежат и ждут, вероятно, своего поисковика. И практика это не перестает подтверждать.

Я ходил от сосны к сосне, от ряда к ряду, погружая щуп в рыхлый торфяной грунт. Несколько раз щуп упирался во что-то твердое, и я, разрывая землю, которая, кажется, полностью состоит из переплетения корней, извлекал то камень, то кусок гнилого, но еще твердого корня.

Попадаются и осколки, чудом не выдернутые поисковиками патроны, гильзы. Но всё это побочное, ненужное, что ли. Выйдя на край посадок,   у гнилого пня я наткнулся на целый слой гильз, вперемешку с патронами. Вероятней всего, огневая точка.

За полчаса возни из-под пня я вытащил целую гору гильз и патронов, какие-то оплавленные осколки, но костей так и не было. 

Вернувшись в посадки, я застал  Михалыча  стоящим в междурядье сосен, неторопливо прощупывающим край небольшой заплывшей минной воронки. Со стороны могло показаться, что он вроде замечтался о чем-то. Всё его тело, за исключением руки, в которой он держал щуп, было совершенно  неподвижно. Только рука монотонно и легко работала: вверх — вниз, вверх — вниз. Казалось, что глаза его смотрят в никуда, взгляд вообще отсутствовал. Саша был всецело погружён в ощущение —   щупа. Он слушал его всем телом и всем нутром. Даже если бы сейчас упала рядом стоящая сосна, вряд ли она смогла бы его отвлечь. Слившись с щупом в единый организм, как говорят поисковики, он «обсасывал» его кончиком, всё что скрывала земля.

Конечно можно, как я, например, наклоняться и выдирать из корней всё, с чем встречается щуп. Тут уж, пожалуй, точно не ошибёшься, но сил и здоровья на эту манеру работы нужно много. Опытные поисковики чувствуют, что там под щупом, как говорится, сердцем. У них как будто как глаза на кончике щупа.

Сказать, мол, по звуку все понятно – это ничего ни сказать. Возьми камушек, зарой его в землю, ткни щупом. Потом опусти в воду и снова ткни. А потом — в торф, песок, траву, глину. Сотню раз зарой в разные места — и звук опять будет другой. А возьми камушек иного размера или породы — и опять звуки иные. Ну и как?  Легко в этом  миллионозвучии  разобраться?

Вот  Михалыч  сделал шаг в сторону, и рука с щупом, как приклеенная, не переставая опускаться и подыматься, переместилась, а сам он оставался все в том же, каком-то зомбированном состоянии. Раз, два, три, четыре — и он снова возвращается на прежнее место, и опять, не отвлекаясь ни на что, щуп начинает плясать вокруг, судя по размаху руки, небольшого предмета. Я подхожу совсем близко, и мне кажется, что он меня совершенно не замечает — весь там в пляске щупа под корнями. Я тихонько кашляю, обозначая свое присутствие. Не переставая работать щупом, он поднимает голову и, глядя сквозь меня,  произносит:

-  Дроблёнка . — и через небольшую паузу говорит, — сам, наверное, — в воронке или вот тут (отводит левую руку в сторону, слева от меня), как то так.

Все его слова я понял только позже, через минуту, когда он, перестав работать щупом, присел и, отдернув траву с края воронки, достал части раздавленного черепа. Саша опустил руку в воронку заполненную водой, и, покопавшись с края, извлек кость плеча.

— Ноги — там, — он снова показал левой рукой влево. – Копай Ген, а воронку надо вычерпывать. На обед пойдем — ведро захватим.

Я  саперкой  подрубил верхний слой травы — под ним действительно находились берцовые кости.

Боец лежал на краю воронки, часть черепа и руки уходили в воронку, а ноги — под сосновые корни. Как его за все эти годы до сих пор не нашли, — удивительно.

Михалыч  пояснял:

— Будь при нем хоть что-то железное, давно бы подняли. А так, поди найди? А вот он пошел и нашел. Да как! Щуп его — как талисман, он его с вахты на вахту возит, только черенки меняет. Но щуп — всего лишь прут железный, он без мастера — ничто. И мастера какого !?  Виртуозного мастера. Всё на моих глазах, ни разу ни присел, ни копнул. А не просто солдата нашёл, — а   как, и где лежит, — щупом рассмотрел. Вот он какой, наш командир  Михалыч . А что не многословен, так это даже не плохо.

Я вон какой, сами видите болтливый, а так, как он, щупом не владею.

АрГиС